— Я ослышалась, — прогремело пространство голосом Одиночества. Мятежный образ закрылся бархатом. — Я поняла тебя в корне неверно, потому что ты не могла сказать ничего глупее и постыднее этого. Мне хватает безумия, которое учиняет Ложа. Мне хватает странных предзнаменований, которые я не могу истолковать. Я ступаю по костям героев позитива, которые забывали свои имена прежде, чем успевали выступить против. Я — громада, ставшая половиной Многомирья. И ты говоришь о сопротивлении? Сколько еще бессмысленного противодействия, я должна не заметить, что бы вы, наконец, смирились все до единого?!
Шторм безмолвия крепчал. Антизвук сжимал пространство в крохотные жемчужины. Пророк закричал, но предательница почувствовала только вибрацию. Она рванулся прочь, опекая ношу.
Максиме протянул Руку Одиночества, и та начала расти. Голубоватая полупрозрачная длань настигала бунтарку удлиняющимися пальцами. Она дрожала от нетерпения и вечной злобы. Пальцы сами превращались в руки, множились, ветвились цепкими клешнями. Они настигали удирающий образ, почти хватали его, но промахивались, раздуваясь от гнева.
Образ спиралью летел вверх, где истончалась граница мира, но не поспевал. Не поспевал!
Птица под ногами Максиме вдруг бешено зашевелилась. Ее изломанное тело затрещало, страшно изгибаясь. Обвисшие крылья порхнули в последний раз, и Пророк потеряла концентрацию. На секунду она отвлеклась, чтобы сжечь труп, одновременно захлопнув все капканы и клети.
Сотни когтистых рук сжимали пустоту.
В количестве ступеней явно присутствовала какая-то сакральная нумерология. Четырехзначная. Совершенно ненавистная тем, кому приходилось подниматься по лестнице. Про Альфу и говорить было нечего: тот несся вверх, минуя пять ступеней за прыжок. А вот Аппендикс немного отставал от остальной группы.
— Мы должны остановиться и подождать его, — просила Котожрица, постукивая пятками по груди прима.
На плечах могучего Альфы, она казалась ребенком.
— Небольшая зарядка для такого червя только впрок пойдет, — отвечал на это Альфа совершенно безжалостно. — Сейчас у него откроется второе дыхание.
В этот момент Аппендикс упал на ступени и начал медленно сползать вниз, считая макушкой.
— Клянусь фантазией, — пробормотал прим. — Вставай!
Архивариус сползал.
Помянув все грани негатива, Альфа спустился на пятьсот восемьдесят две ступени вниз. Он легонько пнул Аппендикса, от чего тот подлетел вверх и шмякнулся, непроизвольно ойкнув.
— Я устал, — произнес он угасающим голосом. — Азм есть слуга разума, а не поднимательства по лестницам. Бросьте меня.
— Ладно, — просто сказал Альфа.
— Ой, — только и успел сказать Аппендикс.
Его подхватили одной рукой и зашвырнули наверх, как спортивный снаряд. Довольно необычный снаряд. Извивающийся и вопящий на весь Полис.
Альфа, проводив его взглядом, довольно кивнул, и снова помчался наверх, не обращая внимания на критику рыцаря.
У врат Администрации они встретились. Альфа, приоткрыв рот, разглядывал фасад здания, избыточный и неестественный. Чем-то опасный для самой крепкой воли и самого стойкого разума. Химерические стены покрывали сотни ростовых икон, на которых были изображены великие герои Бессилия. Их спокойные глаза внимательно следили за гостями.