Длань Одиночества

— Быстро беги вниз по реке! — крикнул он Все. — Предупреди всех! Солнышко должно уводить своих! А на тебе Котожрица! Ты понял?!

— А ты как…

— Беги!

Все быстро кивнул. Он схватил копье и резво припустил по берегу. Аркас проводил его взглядом, а потом снова повернулся в сторону пустыни. Негатив приближался слишком быстро. Барханы, казавшиеся непреодолимыми, словно горы, в считанные минуты становились черными от юрких тел. Они будут возле устья через пару часов. Успеет ли Все?

Аркас посмотрел через плечо и с облегчением заметил, что Единорог подобрал дикаря, и теперь они были точкой вдали. Но этого мало. Один я не смогу сдержать эту волну, подумал человек. Однако, если я предстану перед ними, то хотя бы отвлеку на себя внимание. Важна каждая минута.

Человек побежал навстречу негативу. Сахар осыпался под его ногами, не давая надежной опоры. Никас падал и кувыркался вниз, а потом с трудом карабкался на очередной бархан, пока не почувствовал, что изнемогает. Идея, конечно, была совершенно идиотская. Импульсивная и самоубийственная. Основанная на призрачной надежде, что Максиме тоже будет на острие атаки. И тогда он одной лишь силой своего красноречия сможет убедить ее не трогать мир.

Аркас почувствовал острую боль в правом боку. Раны снова начали кровоточить. Он уже сотню метров оставлял за собой пунктир: красный на белом. Спускаясь с очередного бархана, человек подвернул ногу и упал. Он долго катился вниз, несколько раз ударившись о булыжники слежавшейся сладости. А потом замер внизу, не находя сил подняться.

Признайся себе Аркас: ты хочешь, чтоб тебя убили. Ты просто устал. На какой энергии сейчас работает твой организм? Как выживает Максиме? Прана? Брехня. Вас обоих питает только злоба. Ее — Одиночество, а тебя — я. Так разозлись! Выпусти меня на свободу!

Нет. Я не хочу, чтобы ты мстил ей. Мне не нужна помощь на таких условиях.

Ты видел ее несколько раз. Ты ничего не знаешь о ней. Ты — трус, который боится того, что она олицетворяет. Разговоры ничего не дадут. Она оставит тебя позади, потому что сильнее. Разозлись! Покажи, что готов бороться за себя!

Сахар шелестел и вибрировал от топота извращенных конечностей. Крики и стоны засоряли звуковую среду токсичными волнами. Голодные пасти на ходу пожирали все, что могли ухватить, включая сородичей. Неровная линия негатива, протянувшаяся от края до края видимой реальности, катилась вперед, подступая к подножью бархана со стометровым горбом.

С его вершины, разогнавшись свирепыми толчками, прыгнул вперед измененный цинизмом человек. Злоба сделала его уродливым, но сильным и целеустремленным. Он падал во тьму вражеского войска, раскрывшись, как звезда. Фантомные клешни были оттянуты назад для удара.

Навстречу ему раскрылись клыкастые чрева, кошмарно-широкие пасти, навострились шипы и когти. Сияние желтых глаз не мигало. Вопли раскалили воздух.

Человек врезался в негатив как артиллерийский снаряд. Раздробленные тела чудовищ отшвырнула волна гнева. Темные твари оцепенели на краю вырванной у них земли. Их покрывали ошметки сородичей, и кровь, которую собирали жадные языки. Они не знали что делать: чуяли брата, но и угрозу. Задние ряды напирали, и вскоре там поднялся визг и свирепая резня. Негатив не мог противостоять искушению мгновенного насилия, с удовольствием поедая самое себя.

Крохотный участок волны остановился, но этого было недостаточно. Цинизм врезался в толпу, бороня армию как острейший плуг. Потом прыгнул вверх, увлекая за собой изорванные сущности. Ему нужны были погонщики. Те, кто направлял убогую мелкоту в бой. Цинизм с наслаждением окунался в негатив, калеча и убивая, а потом снова выныривал, продвигаясь вперед. Словно хищая рыба, он преодолевал черные волны, забираясь на гребень.

Над вершиной которого поднималось нечто.

Огромная глыба из чугуна, костей и пепла. И это была лишь голова. Геноцид со скрипом раскрыл заслонки покрытые слоями горелого жира, забитые сажей глазницы прочистил вырвавшийся огонь. Внутри инфернальной пасти сотни вечно-горящих черепов изрыгнули алую плазму. Она прокатилась вниз, оставляя за собой широкий желоб кипящей карамели. Сотни образов просто исчезли, не оставив после себя ничего. Исчез и Цинизм.

Геноцид издал грохочущий металлический звук и медленно взобрался на гребень. Он посмотрел на копошащихся внизу тварей, пожирающих друг-друга. Его зев раскалился. Одним плевком Геноцид испарил очаги самоедства, и негатив снова устремился вперед, огибая бурлящую плешь.

Неожиданно, что-то с силой врезалось в покатое плечо гиганта, расколов чешуи угля. Завершив свой головокружительный прыжок, Цинизм заставил чудовище слегка повернуться вправо. Нахлынувшее бешенство распалило Геноцид еще больше, и его шкура покрылась каплями расплавленного свинца. Оранжевые течи выбивались из-под наростов.

— Где твоя хозяйка, несчастная псина?!