— Прости меня, — сказал Никас. — Теперь я все вспомнил. Но по-прежнему не знаю, как это использовать. Это мой опыт, которым я вряд ли смогу поделиться с кем-то. Тем более, сделать из этого вакцину.
— Лучшее, что ты можешь сделать, это запомнить это состояние, — сказал Уроборос. — Даже один человек, способный дать отпор негативу самостоятельно — уже победа.
— Но это такая простая мысль! — воскликнул Никас недоверчиво. — Быть интересным самому себе… Если б это было так просто, разве люди не поняли бы этого до сих пор?
— Это вовсе не простая мысль, — ответил змей. — Тебе понадобилось много времени, чтобы обрести способность жить внутри самого себя, не пытаясь сбежать под крышу чужой души. Ты просидел под водой двести лет.
Никас хотел что-то сказать, но поперхнулся.
— Условных, конечно же, — добавил Уроборос. — Здесь почти ничего не изменилось.
— Значит, у тех, кто живет меньше двухсот лет, нет шансов?
— Ты понимаешь все слишком буквально. Но, да, это доступно редкой породе людей, которая слышит музыку вселенной с рождения. Остальным нужны века, чтобы понять ее. Это все, что я могу преподать тебе. А теперь, прощай. Мне пора в свои сны.
— Прощай, — шепнул Никас.
Ощутимое присутствие древнего существа пропало. Неслышный шорох его движения стал просто тишиной. Френ поцеловала Никаса и отошла.
— Ну, — произнесла она, потупившись, — наверное, я теперь тебе не нужна. Теперь тебе не нужны паразиты, чтобы чувствовать себя лучше.
— Ты никогда не была паразитом, — сказал Никас веско. — Прошу, не говори так больше. У нас был как минимум симбиоз. Как максимум, паразитом был я. Во всех смыслах. Я звал тебя, только когда мне было плохо, и бросал при первой опасности. А ведь ты была моим единственным другом долгое время. Спасибо тебе, Френ. Спасибо за все.
Она улыбнулась, и ее желтая пористая кожа, сухие ломкие волосы и красные обезвоженные глаза, будто оздоровились. Перед Никасом стояла цветущая полноватая женщина, овитая набухшими от соков лозами. На них распускались и снова прятались всевозможные цветы. В центре бутонов бились маленькие сердца. Крохотные существа, быстрые как колибри, но слишком яркие, словно осколки солнца, лакомились медовой патокой, которая выступала на золотистой коже новой сущности. Тяжелая, полная жизни грудь, была обласкана какими-то инфантами с лебедиными крылышками. Они испивали ее и довольно гукали.
Никас несколько раз открывал рот, чтобы сказать что-то, но его одолевали эмоции.
— Френ? Это ты?
Сущность не ответила. Вместо этого Никас ощутил освежающий запах моря, бодрящий и зовущий жить. А потом добродушное тепло нагретых камней. Его пробрало желание сражаться с кем-то, а в ушах зазвучала тихая, но настойчивая мелодия.
«Та-та-та», — проснулся Цинизм. — «Это же настоящая муза. Она была твоей, человечек?»
— Я вообще такого не ожидал, — вслух ответил Никас.
Но потом спохватился. Не время болтать с демонами. Он должен был вернуться к позитиву, Котожрице, Все, и остальным, кто еще выжил. Вот только как он отсюда попадет в гущу событий. Те удачные «совпадения», которые мотали его как жесть на ветру, неудачно затаились именно сейчас. И как мне отсюда толкать сюжет? — подумал он, оглядываясь по сторонам.
Тем временем, новая Френ раскрыла голубые, искрящиеся жизнью глаза, подняла свои великолепные сдобные руки, вдохнула прохладный воздух космоса и произнесла: