Длань Одиночества

22
18
20
22
24
26
28
30

Божество усмехнулось уцелевшим ртом. Оно раздробило остатки предплечий одно об другое, заострило, превратив в два лезвия. Рядом с ним из негатива выплыл обугленный, похожий на оскаленную мумию, Все. Он держал наконечник копья, деформированный, черный, как сам хозяин. Молнии вокруг него создавали сияющую корону.

Геноцид ударом руки отбил летящий в него снаряд отрицания и довольно загрохотал.

* * *

Неунывающий отсек голову трехметровой твари, пытавшейся пробить строй, а потом спрыгнул вниз, полностью окунувшись в негатив. Это было странное ощущение. Тот словно терял какую либо индивидуальность и становился жидкостью. Обжигающей, ядовитой, смертельной. И только встречая смелость и бесстрашие, рассеивался, и тогда с ним можно было бороться.

В толще врагов он видел, как они лишаются своей обобщенности, и резал, протыкал, рассекал, запрещая себе думать об усталости, смысле и возможном конце всего этого. Он забывался в боевом трансе и сам словно отдалялся от своих солдат, принимая испытание одиночеством. Неунывающий не хотел врать себе, что не боится его. Такая очевидная ложь не очерняет, она просто выставляет на посмешище. Все равно, что сказать: у меня сегодня отличный день.

О Максиме по-прежнему ничего не было слышно. Их план, ненадежный, опасный, но единственный, угрожал не сработать. Они полагались только на ее нетерпеливость. В сущности, они просто позаимствовали изначальный замысел позитива. Но Максиме ничего не стоило подождать, пока крепость падет. И «запланированный» прорыв не станет скорбной шуткой.

Где же она?

Вокруг никого не стало. Неунывающий обнаружил, что стоит в удушливом тумане разлагающихся тел. Рыцари с тяжелыми отрицаниеметами теснили негатив от его позиций, от его поредевшего, измученного строя. Бах-бах-бах! Артиллерия в клочья разрывала тылы. Мимо оглушенного схваткой прима прошагал механизм, похожий на орудийную платформу на трех ногах. Он пострелял куда-то вдаль, бухая массивными ступнями, а потом обратился к нему голосом Воли:

— Держишься?

— Да, Стальная, — Неунывающий выдохнул, опустив меч. — Дела идут неплохо, я бы сказал. Есть время сделать приседания, для общего тонуса. Этот импульсивный, дерзкий, поедающий мечи человек с вами?

— Он говорит, что рад, что ты не сможешь напоминать ему об этом слишком долго, пушечное мясо.

Неунывающий рассмеялся, но быстро посуровел. Туман понемногу рассеивался, и стало видно, что происходит внизу. Посреди черного шторма бились Геноцид, ЛПВВ и Все. Потрепанное Солнышко смогло еще на минуту разорвать сплетение железных колючек. Луч его, словно высоко-мощный лазер, ударил в плечо негативного титана, но тот даже не заметил нападения. Только злоба зашипела. Это был какой-то кошмар.

— Вы ее не видели? — спросил он.

— Нет. Никаких сообщений на этот счет.

— Она…

Она вынырнула из негатива как беспощадный глубоководный хищник. Хлопая разорванными парусами, Лазарь быстро приближался к позициям Неунывающего. Тот замер. В широко раскрытых глазах, прямо на чистой голубой радужке, оскалилось досками отражение проломленного носа. Корабль радовался встрече. Вокруг него поднимались волны негатива, глотающие отрицание. Бурун под килем высоко задрал носовую часть.

Максиме стояла у основания бушприта, чуть согнув ноги.

— …здесь, — прошептал Неунывающий. И закричал, обернувшись назад: — Разойтись! Разойтись!

Негатив, воодушевленный близостью хозяйки, несся вперед, возвращая отнятое расстояние.

— Как только она пройдет, смыкайте строй! Все резервы сюда! Все! Чем больше негатива пройдет, тем сложнее будет тем, кто в Крепости!

Прим крутанул меч в руке. Успокоил дыхание. За его спиной войны нехотя расступались, образуя коридор для Максиме. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Над ним с воем пролетело нечистое брюхо Лазаря, покрытое зубастыми полипами. Следом за ним пришел негатив. Неунывающий вновь оказался в потоке зла, обходящего его, открывающего глаза, протягивающего лапы. Он легко отрубал их, погружаясь в спасительный боевой транс. Только бы Никас не сплоховал… Только бы Никас…