Длань Одиночества

22
18
20
22
24
26
28
30

Да, — подумал она. — И я — тоже.

Никас придумал ей доспехи и оружие. Тонкие, но жесткие латы, покрытые орнаментом из мрачных кошек. И дробовик.

«Просто стреляй в сторону врага», — сказал он.

Она любила такие лаконичные инструкции.

«И береги себя».

Никас очень не хотел, чтобы она оставалась здесь. Он умолял ее пойти вместе в бункер Воли. Но жрица не для того вела этих отчаянных ребят по горящему, разбитому пути, чтобы сейчас оставить одних. Они потеряли все, включая собственные миры. У беженцев был только шанс отомстить. Погибнуть, но за что-то.

Аркас понял ее. Но вытянул клятву, что она не будет лезть на рожон. На их долю выпадет какое-то количество негатива. Если позитив на стене среагирует достаточно быстро, его может быть всего нечего. Среди них должна быть Максиме — это уже куда опаснее. «Если она появится — беги. Беги так быстро, как только можешь. Не думай над направлением, просто чеши оттуда словно настеганная, словно цель твоей жизни — догнать собственную попу. Поняла?»

Котожрица улыбнулась.

Пошел странный дождь. Из древесных щепок.

«Что-то тяжелое» упало прямо перед их позициями. Оно еще несколько раз бахнуло израненными боками об углы зданий, расквасило нос о пластик, заменявший здесь землю, и застыло. Щепки и обломки сыпались вослед еще какое-то время.

— Это… корабль? — изумленно прошептала жрица.

Лазарь дергался и скрипел. Ему было очень больно. Мачта переломилась и смотала в узел паруса. Киль превратился в цепочку переломов. Борта измочалило и пробило. Но, в то же время, он был в восторге. Он попал внутрь Крепости. А перед ним был враг.

Натура вопросительно посмотрела из своего угла. Котожрица пожала плечами. Этот курган из растопочной древесины, казался живым. Что-то шевелилось в его центре. Что-то густое и мрачное, словно гигантский слизень. Оно пыталось на ощупь выбраться наружу. Поглядеть своими глазами на сладкое лоно Крепости. Расколотую палубу с треском пронзили перекрученные лопасти. Нос корабля разметала, треща разбитым стеклом, металлическая морда. Это был обгоревший, покрытый вмятинами кокпит вертолета. Он глядел перед собой разбитыми обзорными окнами. В них плескался негатив. Густая клейкая масса скрепила между собой обломки древесины и металлические культи, которые вытолкнуло нутро корабля. Быстро, болезненно дергаясь, Лазарь встал на девять неровных ложноножек. Озираясь как ящерица, он сделал рывок вперед и остановился. Потом еще один.

Котожрица, обомлевшая от страха и отвращения, пришла в себя от крика. Кто-то из ее воинства не выдержал и выдал себя. Это подействовало на рыцаря любви, как пощечина.

— В атаку! — закричала она.

Прятаться было уже слишком поздно.

Лазарь мгновенно уставился на нее, и его нутро завыло расстроенным движком. Ему наперерез бросились булькающие рыболюди в красных накидках и с трезубцами. Бегущие на человеческих руках глиняные блюда. Связанные нитями созвездия рубинов, испускающих тонкие жгучие лучи. А так же прочие чудеса живого человеческого разума.

Выглядело это неважно. Котожрица подумала, что эта сцена — последнее с чего можно писать батальное полотно.

Не в силах оставаться в стороне, пока самоотверженные блюда пытались засыпать Лазаря крохотными яблоками и грушами, Котожрица бросилась вперед. Корабль, хлещущий лопастями вокруг себя, словно стальными тросами, превращал рыболюдей в горстки требухи. На него налетела Натура, вцепилась в загривок и начала выдирать доски.

Котожрица вспомнила зачем Никас дал ей ружье, которое не нужно было перезаряжать. Она проделала несколько дыр в борту, из них выплеснулось машинное масло, смешанное с щепой и мелким металлическим мусором. За ней последовали образы из ополчения Крепости. Они окатили Лазаря отрицанием, тот стряхнул с себя Натуру, но попятился прямо под огонь защитных орудий, выглянувших из стен. Израненный, сочащийся жидкой ржавчиной и древесной трухой, корабль рухнул в открывшийся под ним люк. В бездонную ловушку.