Поэтому когда полуторатысячное войско вернулось к столице и было распущено, разбившись на десятки ручейков-отрядов, там уже во всю разворачивалась новая битва. Зримая и подковёрная одновременно. Пока без крови. Сколачивались и распадались союзы. Отец Фируха, широкоплечий ант лет сорока пяти – пятидесяти, возглавил вторую по численности фракцию, объединившую юг и несколько прилегающих территорий.
Я его видел всюду в окружении каких-то людей, большей частью ранее мне незнакомых. Ант высоко держал голову и тряс рыжей бородой-лопатой, агитируя за что-то. Один раз вытянул руку вперёд и стал похож на персонажа с картины «Ленин на броневике».
Пока я разглядывал отца, ко мне поспешил сын. Фирух сообщил: тебя хотят убить. Как оригинально… Ну да, за того наглого архиглейского отпрыска, вздумавшего мне пенять за измену королю.
В его взгляде читалось: ударишь первым?
Технически возможно. Биб полон энтузиазма. В «Макарове» ещё шесть патронов. Бобик задорно щёлкал акульей пастью. Но мне вдруг до смерти расхотелось кого-то в очередной раз пускать в расход.
От убийств тоже надо отдыхать. Тем более не люблю убивать, хоть и приходится достаточно часто. И мы покинули столицу.
Оставив в замке Нимирха пяток своих людей и собаку на их попечение (или их на попечение Бобика), я пошагал в рощу Веруна. Выросла она капитально. Верью-стражника приветствовал как старого знакомого. И очутился в Кирахе. Магический телепорт не знает отказов. Благодаря ему – я дома!
[1] Александр Буйнов. Песня о Родине.
[2]Сообщайте эту новость, Я уезжаю сегодня. Я хочу быть частью него, New York, New York (перевод с английского авторов).
[3] Убедитесь сами: https://my.mail.ru/mail/chapaev56/video/166/16660.html. Или наберите в поисковике Яндекса: Ханок Застольная.
Глава 18
18.
Что больше всего изменилось – вырос сын.
Может, когда уезжал, у меня ещё не проснулся до конца отцовский инстинкт. Моиса воспринимал как продолжение любимой жены, как часть семьи… Орущий розовый комок с ранними рыжими волосёнками вызывал умиление, но не более. Хотя, конечно, за него порвал бы любого на британский флаг.
Когда плакал и отвлекал от семейных радостей, я раздражался. Мюи без единой претензии вскакивала с постели и неслась к нему бегом.
Здесь даже знатные дамы долго сами нянчатся с детьми. Не то, что в России. Откесарили, перетянула грудь, чтоб не отвисла от молока, и вперёд – к няньке. Потом воспитатели-гувернёры. Зарплата у них чуть ли не сто пятьдесят тысяч в месяц (так говорят). Продвинутый детсад, он ещё дороже, за ним продвинутая школа для российских глеев и прочих министров областного правительства. Затем иностранный университет. Сорбонна, например. МГИМО уже не котируется.
Моиса воспитаем и вырастим сами. А также его братьев и сестричек. Их нет, но будут, будут…
А он хорош. Едва полгодика минуло, уже вылезли молочные клыки. Большие, в ротик не помещаются. Сидит в кроватке ровно и глядит сурово. Бескомпромиссно так.
Мама нянчится с ним. Не хочет с рук выпускать. Им с Мюи впору делить часы с Моисом, как лет пятьдесят назад делили время работы на старых огромных компьютерах. Персональных ещё не было.
Одно только огорчает ма: лучше бы клыки поменьше. Но – никак. Внешне он в Мюи. А силой пусть будет в папку, жмущего на груди задний мост от «шишиги». Умом… Пусть умом тоже в папку, но не задним, как у меня часто случается.