– Отлично. Я буду то же самое. А я хорошо помню, что ты на рыбе помешана. Давай еще пивка или винца легкого закажем.
– Ты что, сдурела? Тебе же еще в контору идти. Нельзя, чтобы от тебя за километр алкоголем несло. В прошлом году ГГ издал указ о завершающем этапе борьбы с алкоголизмом. Ты заметила, что написано на растяжке над входом?
– Нет.
– Так посмотри.
Я всем корпусом развернулась в сторону входа, к которому сидела спиной. По краям растяжки были изображены мужчина и женщина, разбивающие бутылки с вином и пустые бокалы, а по центру выведено: «Мы бросили пить и вам советуем сделать то же самое». А ниже, более мелким шрифтом: «Согласно Указа Главы Государства за № 1256 в кафе и ресторанах города продажа алкоголя в дневное время запрещена».
(«Да. Весело. На моей родине уже и днем пить нельзя. А что можно?»).
Я не стала озвучивать свои мысли. Да и зачем всякий раз реагировать на откровенную глупость и тупость руководства страны? Это вредно для здоровья. Моего и Гольской. Мне-то что? Я приехала, погостила недельку-другую и уехала домой. А Маре здесь жить. Жить? Или тихо и как можно незаметнее проживать отпущенное судьбой время и двигаться к старости, боясь всего и всех, и даже своей тени?
За сутки моего пребывания в родном городе, я уже получила достаточно информации, чтобы составить мнение о том, во что превратилась моя родина за двадцать лет. Да, просматривая дома новостные программы и читая нашу прессу я знала, что здесь происходит. Правда, эти новости были очень редкими и скупыми, да и подавались они весьма однобоко. Но мой вывод был очевиден: здесь все зашло очень далеко. Мне даже в страшном сне не могло присниться, что я приеду в совершенно другую, не знакомую мне страну и окунусь в атмосферу тотального контроля над людьми и беспрецедентной слежки за ними. И как ни горько мне было это осознавать, я понимала, что вижу пока лишь верхушку айсберга. Сейчас я на все сто процентов была уверена, что и все последующие дни моего короткого отпуска преподнесут мне еще массу новых и ужасающих сюрпризов.
Тем временем юный официант отвлекся от барменши и подошел к нашему столику. Я сделала заказ и попросила принести негазированной воды.
– Помнишь, как мы отмечали здесь мою помолвку и твой отъезд? – Мара светло улыбнулась, а затем тяжело вздохнула: – И кажется, что все это было в какой-то другой жизни.
– Да, дорогая, конечно, я все помню. И тогда мы были молоды, полны надежд и уверены, что все самое хорошее у нас еще впереди.
– И к счастью, все твои надежды и мечты осуществились. Но как тебе живется на чужбине? Мучает ли ностальгия? Хочешь вернуться?
– Поначалу было сложно адаптироваться и привыкнуть к совершенно другому ритму и образу жизни. Другие люди, другое воспитание и менталитет. Да и межличностные отношения очень отличаются от тех, к которым я привыкла. У нас здесь все было намного проще, добрее и душевнее что-ли. Мучает ли ностальгия? Нет. Олаф создал мне такие условия и дал такую жизнь, о которой многие женщины могут только мечтать. И я очень счастлива. Мой дом теперь там. А возвращаться сюда? Нет, не хочу. Да и зачем?
Мы замолчали. Парнишка-официант, воспользовавшись паузой, вновь предстал перед нами на сей раз с подносом, плотно заставленным снедью. Он почему-то взял инициативу в свои руки и притащил весь заказ сразу. Парень аккуратно выставил на стол корзинку с хлебом и тарелки с салатами и рыбой. Затем открыл бутылку с водой и разлил ее по высоким стаканам. А в завершении своей работы пожелал нам приятного аппетита и вернулся к симпатичной барменше.
Мы принялись за еду. Салат оказался на редкость вкусным. Значит готовить здесь еще не разучились. И это радовало. Черный хлеб тоже был вкусным и очень мягким. Именно по такому свежему и душистому ржаному хлебу я тосковала в первые годы свой жизни за границей.
Мара тоже ела с удовольствием. Когда мы разделались с салатом, Гольская спросила:
– Свенсон по-прежнему практикует?
– Да. Теперь у него своя клиника и он очень много оперирует. Стал довольно известным и часто публикуется в медицинских журналах.
– А дети?
– Я, помнится, вчера говорила, что Александр пошел по стопам Олафа и намерен затмить его в будущем. Мы, конечно, тихонечко подсмеиваемся над ним. Амбициозность сына порой прет через край. Но без сильной целеустремленности трудно добиться чего-то стоящего.