Осколки

22
18
20
22
24
26
28
30

Я падаю на пол, пятясь назад, стараюсь вдохнуть хоть глоток чистого воздуха. Но горло сжимает в тиски. Огонь ползёт дальше… Он липнет к дереву, стенам, покрытым обоями в мелкий цветочек, и к мои рукам. Кожа пылает и плавится, вздуваясь пузырями, разъедая легкие горячим воздухом. И я начинаю истошно кричать, пытаясь сбить с себя поглощающее все вокруг пламя.

Внезапно дым рассеивается, раздается глухой хлопок, словно из меня вытолкнули весь воздух. Кто-то хватает меня за запястье, резко выворачивая его, так что я оказываюсь опрокинутой на спину и прижатой к одеялу на полу.

Щелкает предохранитель, и холодный металл впивается в висок. Ник сидит сверху на мне, пригвоздив мои руки к полу и сжав ногами бедра. Его глаза черные, как ночь. Мы оба застываем. Я от ужаса, он от замешательства.

На секунду воцаряется тишина. Кажется, будто сам воздух между нами насыщен электричеством, так что того и гляди искры полетят. Внезапно он, словно придя в себя, ослабляет хватку и встает, убирая пистолет за пояс.

— Какого черта ты творишь? — спрашивает, крепко зажмуривая глаза и потирая их.

Я испуганно озираюсь по сторонам, понимая, что лежу на импровизированной постели Ника.

— Просто… упала с кровати.

Возвращаясь обратно, забираюсь под одеяло, понимая, что до сих пор дрожу. Это был сон. Но не мой. Его.

Способность транслировать то, что Ник видит, без его ведома сорвала все замки, за которыми он так усердно прятался, позволяя узнать ту его часть, которую он никому не показывал. Слабую и разрушенную. Ник отворачивается к окну. Я не вижу его лица, только плечи и руку, сжавшую в кулаке край одеяла. Больше мне так и не удается сомкнуть глаза. Чужие воспоминания словно парализуют. Перед глазами мелькают обрывки сна, как старая кинопленка, и это кино было бы даже интригующим, не будь оно столь пугающим. Не знаю, сколько я лежу, уткнувшись взглядом в стену и боясь пошевелиться, потому что мало мне собственных путаных сновидений, быть еще и участником в кошмарах Ника — сомнительное удовольствие.

С его стороны раздается шорох, и я настороженно замираю. Скрипит пол, видимо, Ник встает. Даже сквозь закрытые веки я чувствую его пристальный взгляд. В голову тут же лезут дурные мысли, но, убедившись, что я сплю, он практически беззвучно выскальзывает наружу, подхватив ботинки и куртку.

Я вскакиваю с постели и отодвигаю занавеску, наблюдая за тем, как Ник выходит к парковке перед гостиницей. Я не могу рассмотреть его лица во мраке, но вижу, как он подносит к уху телефон. Но ведь его сотовый разрядился… Набрасываю на плечи пальто, натягиваю ботинки и кидаюсь следом, чтобы не потерять из виду.

Примерно полчаса он просто сидит на лавке возле центрального входа, потом резко встает и уходит в сторону закусочной, расположившейся в соседнем одноэтажном здании. Стараясь быть как можно незаметнее, я крадусь следом. Наконец, завернув за угол, вижу его силуэт: Ник стоит рядом со служебным входом, прислонившись спиной к кирпичной стене, кладка на которой уже начала крошиться, и нервно поглядывает по сторонам. Я отхожу на шаг назад, в тень.

Вглядываюсь в его лицо, пытаясь понять, что он здесь забыл. Взгляд у него странный, взволнованный. Ник смотрит в окна кафе, и я могу точно сказать, почему он выбрал это место: весь зал у него как на ладони, как и заправка, и стоянка справа. Он отворачивается от светящейся витрины и смотрит куда-то в ночь, словно выискивая среди проезжающих мимо машин ту самую.

Чего же ты ждешь, Ник? Или кого?

Спустя пару минут на стоянку заворачивает черный мотоцикл. Парень за рулем снимает шлем, и я узнаю его. Тот, кто был сегодня с отцом.

Колени трясутся, когда я вижу, что Ник пожимает его руку. На плече незнакомца знак — изображение ворона, как и на машине, в которую садился отец, и я отступаю, медленно осознавая всю дерьмовость ситуации.

Я бегу обратно, как никогда не бежала. Адреналин превращает мой собственный страх в высокооктановое топливо, заставляя ноги работать быстрее. Мозг не хочет осознавать правду, что накрывает словно тысячетонная лавина. Он отталкивает эту информацию, отказываясь принимать, что…

Ник один из них.

Я отчаянно пытаюсь найти его действиям какое-нибудь объяснение, но не получается. Все странные совпадения и недомолвки: отключенный телефон, отказ следовать за машиной в Эдмундсе, его ответ «Этого никогда не будет» вдруг сходятся воедино — Ник с самого начала был с ними заодно. Под тяжестью предательства в груди горит так, словно туда залили раскаленное расплавленное зло. Я захлопываю дверь номера, прижимаясь к ней спиной.

Дрожащими руками достаю из кармана телефон и печатаю сообщение Шону: «Прости меня. Я полная дура. Ник — предатель!»