Ветер перемен

Вокруг по-прежнему шумел праздник, а у нее защипало глаза от подступающих слез. Хотелось найти какой-нибудь уголок подальше отсюда и выплакаться всласть. Только сначала нужно избавиться от Альваро. Она подняла голову и споткнулась о его твердый взгляд.

– Снова жалеем себя, да? – спросил он с неожиданной строгостью в голосе.

– Я… Извини, мне просто нужно побыть одной.

Она резко вскочила, но де Мельгар удержал ее за руку.

– Я действительно был в Коста-Кальмо, – медленно начал он. – Но начать, наверное, лучше не с этого…

Не веря своим ушам, Дийна с размаху села обратно. Он действительно собирается ей рассказать? Неужели? Музыка и окружающий смех будто стушевались, исчезли. Они сидели вдвоем у стены, а праздничный вечер катился мимо них.

– …У меня был друг на Сильбандо, его звали Васко. Знаешь, у наследников обычно друзей не бывает, не до того нам, но Васко был особенный парень. Весь – душа нараспашку, на гитаре играл как бог, а язык у него был хуже бритвы. Я всегда говорил, что однажды он своим языком выроет себе могилу, – с горечью добавил Альваро. – Как в воду глядел.

Все бы ничего, но одной из шуточек он зацепил нашего героя, Эльканто. У генерала, видишь ли, начисто отсутствовало чувство юмора. Он всегда воспринимал себя предельно серьезно. В то время я еще не понимал – насколько серьезно.

Когда на юге вспыхнули бунты, Эльканто отправили туда для усмирения, а меня – для обретения военного опыта и придания веса нашей экспедиции. Сын графа как-никак. Васко потащился со мной за компанию, чисто по дружбе. Шутил, что бунтовщики наверняка разбегутся, как только увидят тучи пыли от наших лошадей. А я ему еще поддакивал, мол, действительно разбегутся, когда услышат твои кошачьи вопли под гитару. Два куска идиота! – вдруг обругал себя де Мельгар. Дийне показалось, что возле его губ залегла складка, сразу состарившая его на десяток лет.

– То, что произошло в Коста-Кальмо, потом еще долго аукалось мне в кошмарах… Когда мы стали лагерем возле города, Эльканто вызвал меня к себе в палатку. Заявил, что только что раскрыл заговор. Бунт, оказывается, был не просто бунтом, а попыткой переворота: южные города хотели видеть своим правителем не моего графа-отца, а меня, так как отец правил ими слишком жесткой рукой. А связным между столицей и бунтовщиками якобы был мой друг, Васко. Я только рот разинул. Васко сроду не ввязывался ни в какие заговоры, у него на такое просто мозгов не хватило бы. Эльканто заявил, что его солдаты пытали Васко и тот сознался.

К этому моменту я достаточно насмотрелся на подручных генерала, чтобы понимать: в их руках сознался бы кто угодно. Разумеется, я не поверил ни единому слову. Но мы были далеко от столицы и полностью в руках Эльканто с его головорезами. Утром он устроил в городе форменную резню, а меня заставил смотреть на это. Приставил ко мне двух громил, сказал: «Если дернешься – Васко конец». Обратно мы ехали не так быстро. Эльканто не торопился: бунт-то он усмирил, но отцу репутация Франциско Кровавого тоже душу не грела. Поэтому генерал, что называется, «поспешал медленно», дожидаясь, пока гнев у графа немного остынет. В первые дни я пытался пробраться к Васко. Мне сказали, что он погиб при попытке к бегству. Эльканто, наверное, думал, что я смирился. Вместо этого я собирал сведения.

А когда мы вернулись, я вызвал его на разговор и бросил ему обвинение. Сказал, что это он был виновником заговора на юге, а резню в Коста-Кальмо устроил, чтобы избавиться от сообщников, когда дело не выгорело. Эльканто взвился как шмель. Все мое заявление от первого до последнего слова было ложью, я просто воспользовался его же оружием. За обратный путь успел выяснить, кто и как сфабриковал обвинение против Васко. Генерал просто взбесился. Меня он всегда недолюбливал, но мой отец был для него священной фигурой. Эльканто никогда бы его не предал. Мне кажется, в глубине души он мечтал, чтобы я куда-нибудь провалился, а он стал у графа правой рукой. Разумеется, он тут же вызвал меня на поединок – такое оскорбление! У него в глазах стоял красный туман, когда мы дрались.

– Будь Эльканто в здравом уме, у меня бы не было ни единого шанса, – хладнокровно закончил Альваро. – В поединках на мечах он был лучшим… Но поскольку ярость отключила ему мозги, я победил. После дуэли меня быстро спровадили в колледж от греха подальше. У генерала в столице хватало сторонников. Мать боялась, что если я останусь в Эрвидеросе, то однажды поймаю кинжал в спину. Не думай, что я горжусь этим, – обернулся он к Дийне. – Это было грязное дело. К сожалению, в политике такое случается часто. И не злись на своего отца, – неожиданно добавил он.

Дийна, сглотнув, изумленно посмотрела на него сквозь слезы.

– Я же вижу, что ты себе напридумывала! Ничего он тебя не бросал! Просто хотел уберечь от этого… от всего этого! И за жизнь твою боялся, кстати. Разве непонятно, что в случае переворота интуита убили бы в первую очередь? Интуит рядом с графом – это все равно что глаза на затылке и суперчуткие уши! Твой отец знал, что придется сражаться за Ланферро. Он отослал вас с матерью в Фелице, потому что хотел защитить!

Слезы у Дийны тут же высохли от страха.

– И… давно ты знаешь, кто я?

На лице у Альваро проступило подобие улыбки. Он явно гордился своей проницательностью:

– Ну, кое-что я заподозрил еще на Палмере, но сегодня окончательно убедился!

Дийна, придвинувшись ближе, шепнула: