– Не торопись. Сведи ноги, носки и пятки вместе. Задние лямки подтяни еще: ветер восточный, не забывай – приземляться по ходу ветра…
Глянув вниз и заметив толпу людей, глазевших на меня, я смутился. Расстояние между нами сокращалось быстро… 50 метров… 30… 10… Земля!
Ребята подбежали, помогли подтянуть парашют, который волок меня по снегу. Увидев торопливо идущего Тарасова с рупором в руке, я быстро прикинул: “На худой конец – десять суток гаупвахты. Правда, зимой на ней холодновато, ну, придется потерпеть».
Я не успел еще освободиться от парашюта, но, вытянувшись по стойке смирно, отрапортовал:
– Гвардии ефрейтор Назаров выполнил тринадцатый прыжок. Подполковник обвел окружающих взглядом и скомандовал:
– Полк… смирно! За проявленную находчивость и умелые действия в воздухе гвардии ефрейтор Назаров награждается значком “Парашютист-отличник».
– Служу Советскому Союзу! – Произнеся эти слова, я почувствовал, что голова вскинулась, а грудь выпятилась вперед.
…Прошло дней десять-пятнадцать. Я был дежурным по кухне. Вошел Петя Нефедов с газетой и ткнул пальцем в статью под заголовком “Тринадцатый для десантников не опасный».
Теплый день
Последнее письмо, полученное от Тани, не шло у меня из головы. “…Иногда так хочется повидаться с вами. Скучаю о вас, и моему сердцу мало места в груди и в целом мире. Я мучаюсь и думаю, думаю… Подхожу к вашим зеленым воротам, прислушиваюсь к вашему пению…»
Письмо кончалось немного странной фразой: “Ах вы, мои воины, как я вас люблю».
Я сделал вывод – это слова признания. Но почему во множественном числе – мои воины?
Заколебался: нет, Нуры, ошибаешься. Погляди чуть дальше носа. Она же видела твой военный билет. А в нем все указано, вплоть до дня рождения твоей жены. И то, что моя молодая жена в ожидании меня проглядела все глаза, ей тоже известно. А Таня ничуть не похожа на эгоистку.
Я даже стал подсмеиваться над собой: “Мало ли в городе слоняющихся солдат? Тоже мне – неотразимый серцеед”. Но письмо продолжало волновать.
Решил в ближайшее увольнение поговорить с Таней. В голове вертелась наивная мысль: “Если поговорю с ней – избавлюсь от этих дум. А может быть, я должен ее возненавидеть? А за что? За то, что она приветлива, ласково встречает меня, или за то, что говорит: “Солдаты, я вас очень люблю»?
Но увольнение не так-то легко получить. Если я обращусь к ротному, он, несомненно ответит: “Товарищ ефрейтор, вы были в увольнении недавно. В роте вы не один, подождите, дойдет до вас очередь, вот и пойдете».
И тогда я решил обратиться к комбату. Стал придумывать причину встречи с ним. Однажды я увидел его среди солдат, поливавших газоны. Цветы еще в начале весны сеял вместе с нами сам комбат.
Я подошел к нему строевым.
– Товарищ майор, разрешите обратиться?
– А ну-ка валяй, послушаем. что ты нам скажешь.