Ахмед-майыл, не отставая, шагал рядом. Упрашивал согласиться.
Потом стал предлагать: ладно, давай, мол, сделаем по-другому – скажем Арнагельды, что доставили женщину родственникам в Хиву, не будем говорить, будто она вышла замуж, а сами отдохнем в Теджене столько, сколько надо, чтобы доехать до Хивы и обратно. Потом с подарками вернемся в отряд: вот-де, командир, приказание выполнили, подтверждение привезли.
– А Айнабат? – не оборачиваясь, спросил я едко.
– Что Айнабат? – удивился Ахмед-майыл. – Я же говорю: отдадим ее Нурсолтан, та пристроит женщину, не беспокойся. Главное подтверждение привезти. Думаешь, Арнагельды проверять станет? Когда он еще в Хиву попадет, да и попадет – где эту самую Айнабат искать? Город большой, область – еще больше. И время Арнагельды откуда возьмет, не до женщины какой-то ему там будет… – И, разозлившись на мое молчание, выкрикнул возмущенно. – Не будет, не будет он ее искать! Кто она ему: дочь, племянница, родственница? Что он кормил ее, поил, она в его доме жила?
Я ожег через плечо таким взглядом, что Ахмед-майыл даже отшатнулся, руки вскинул, точно заслоняясь от удара. Но через некоторое время опять окликнул меня:
– Максут, а Максут… – теперь голос был неуверенный, просящий. Ты сказал: большой привал сделаешь. Отпусти меня в Теджен хотя бы до вечера. Загляну к Халыку и к ночи вернусь. А? Ну чего я тут буду без дела торчать весь день, когда совсем рядом – друг.
Я отрицательно покачал головой, и вдруг меня прямо-таки в жар бросило: ведь мы останемся с Айнабат одни! Может, удастся с ней поговорить, работу какую-нибудь придумаю, за общим делом люди сближаются. Да мало ли… одни ведь будем, ну как словом-другим не перемолвиться: спрошу – она ответит, историю какую-нибудь расскажу, Айнабат в ответ что-нибудь расскажет…
– Хорошо, – я остановился, повернулся к напарнику притворно расстроенное, но понимающее лицо. – Друга надо навестить… Но чтобы в сумерках ты был здесь!
Ахмед-майыл чуть не подпрыгнул от радости.
– Спасибо, Максут. Можешь быть спокоен, не подведу! – Кинулся со всех ног обратно. И почти тут же проскакал мимо меня на своем жеребце.
Когда я вышел из зарослей к колодцу, Ахмед-майыл уже сидел в седле. Даже завтракать не стал, чай не попил – чудеса!
– Говоришь, там Теджен? – И нетерпеливо посмотрел в ту сторону, куда я показывал с вершины бархана. Я кивнул. Ахмед-майыл гикнул, взвизгнул, ударил коня пятками. Взметнулась пыль, затрещали кусты, и напарник мой исчез.
Мы с Айнабат остались вдвоем. Поели. Молча. Попили чай. Молча. Стал рассказывать о себе. Отвернулась. Сказал, что надо запастись водой – наполнить все бурдюки, все посудины. Айнабат молча встала, пошла к верблюду. Наполнили водой все, что можно было. Айнабат отвязала веревку от упряжи верблюда и тут же села в тень куста. Опять нахохлилась под паранджой – не шевельнется.
Я тоже отыскал тень под кустом напротив, бросил потник, лег, чтобы поразмышлять и, если удастся, вздремнуть – ведь ночью новый длинный переход. Сквозь прищур наблюдал за Айнабат: как бы ее расшевелить?.. Может, обидеть? Пусть возмутится, накричит на меня или хотя бы расплачется – лишь бы не молчала, лишь бы… Хоть характер ее узнаю. Правда, характер этой женщины, пожалуй, представляю: спокойная, умеет держать себя в руках – как она около Кушки посмотрела на меня небоязливыми глазами, как медленно, с достоинством сняла с куста паранджу, не спеша надела ее. Этим и понравилась. И еще лицом, конечно, телом, изгибом рук, волосами, черными и текучими, как ночь. Ах, Айнабат, Айнабат… Посмотрел: сидит в той же позе, хотя тень уже уползла, открыв женщину, – солнце поплыло к закату.
– Айнабат, – окликаю ее и жду, когда отзовется. От волнения сердце забилось учащенно – пришла мысль, что и она думает обо мне.
Женщина, не поднимаясь с корточек, повернулась спиной.
Я удержал вздох, встал. Потоптался, пошел проверить коня.
Все спокойно. Боздуман сосредоточенно пощипывал редкую сухую траву. Увидев меня, заржал негромко: пора бы, дескать, хозяин и попить мне.
– Сейчас, сейчас, потерпи еще немножко.
Я взбежал на бархан, вгляделся в сторону Теджена. Нет, не видно ни далекого всадника, ни даже приближающегося облачка пыли – не торопился возвращаться Ахмед-майыл, хотя по горизонту уже накапливались легкой дымкой сумерки.