Вот мама, уж она бы отвела душу. Уж она бы объяснила мне, уж она бы вдоволь меня побранила!
“Я так думаю, ты совсем спятил, милый мой! Да и что он тебе такое сделал? Да и как ты додумался тягаться с таким человеком? Да за него сам председатель… Ты понимаешь, что я тебе говорю? Председатель! Еще немного и никто с нами здороваться не будет. Забыл поговорку? “Кто думает, что по силе равен льву, тот просто глупец!»
Но старшая гелнедже ничего подобного не сказала мне. Постояв еще немного, она ушла в дом и вынесла нарядную рубаху моего старшего брата Агамурада. Рубашка эта была совсем новая, брат, быть может, надевал ее раз или два… Я кое-как снял те лохмотья, которые остались от моей собственной рубахи.
– Да, переоденься, – спокойно кивнула гелнедже. – А потом надо позвать Юсика. Пусть он тебе помочится на укушенную руку…
Я, конечно, знал это средство бабушкиной “медицины». Считалось, что так лучше заживает – якобы получается дезинфекция… Йод в те годы казался нам чем-то почти недоступным. А многие туркмены и вовсе не знали его.
Я согласился на “операцию», предложенную гелнедже, потому что мне хотелось понять, как все-таки она относится к моему поступку.
Но ничто внешне не изменилось в ней. Лицо как и всегда спокойное, ясное. Движения неспешны и в то же время очень точны… Уж такова она была, моя старшая гелнедже. Не умела она– и не старалась уметь! – так весело и громко и в то же время так мягко рассмеяться, как это могла Айсона гелнедже. Не умела вдруг пойти на откровенность. Она говорила немного и всегда правильно. Детей воспитывала в строгости.
Приходившие к маме поболтать старые женщины очень хвалили старшую гелнедже: “Ведь вот, смотри, какая: голоса не повысит, а все ее слушают…».
Никогда я не знал, что же на самом деле волнует ее в данную секунду… Вот она вышла во двор, что-то там хлопоча по хозяйству. И заметила, что Юсик до сих пор не выполнил своих “врачебных обязанностей». Остановилась, словно это и было сейчас самым главным делом ее жизни:
– Юсик! Я ведь уже звала тебя…, Юсик!
Он выскочил из-за дома – веселый, маленький. Заговорил, как всегда, смешно перебирая слова. Он надеялся, что мать покатает его на ишаке.
– На ишаке после, – очень спокойно остановила его моя старшая гелнедже. – Твой дядя тут совершил героический подвиг… Сделай-ка ему на руку пис-пис… – наконец-то она позволила себе хоть единую усмешку…
Для Юсика этот приказ был полной неожиданностью. Он-то мчал, надеялся на ишаке прокатиться и вдруг!
– Ну, верблюжонок, сделай, что я тебе говорю, – это старшая гелнедже произнесла со всей возможной для себя мягкостью. Юсик и застеснялся, и расстроился:
– Не хочу я сейчас… – и надулся.
– Нет! Ну это я просто не знаю, что такое! – строго и спокойно сказала гелнедже. – Когда надо, у него даже мочи не допросишься… Стыдно ему, видите ли! Хотелось бы узнать, что у тебя там такое невиданное спрятано? – она взяла сына за плечи, тряхнула легонько: -Ну-ка делай, что тебе говорят!
И понял Юсик, никуда ему не деться. Пришлось исполнять приказ матери…
Когда над моими ранами, которые уже начинали саднить и зудеть была произведена эта, так сказать, операция, я поскорей стал собираться в поле, где сейчас моя младшая гелнедже и Сарагыз, если уж быть честным, просто работали за меня.
Я посадил на ишака Юсика и его сестренку, прокатил их до края села. И так приятно мне смотреть на их простую радость, таким взрослым я чувствовал себя в эти минуты… Вот они спрыгнули на землю и остановились, ожидая, что же я им скажу. И тогда я обещал, что в другой раз, когда буду менее занят своими очень важными делами, я прокачу их намного дальше. И с тем велел отправляться домой.
Я ехал и думал обо всем происшедшем. И странно, не знаю, что такое случилось со мной. Я вспоминал слова Донлы ага. Еще час назад они прямо-таки впивались мне в душу. Теперь я мог вспоминать о них совершенно спокойно.
ebooksa