Поклажа для Инера

22
18
20
22
24
26
28
30

Мне во время этих рассказов нет-нет да и начинало казаться, что Донлы ага был одним из тех сорока. Уж очень живыми были его рассказы. Уж очень удивительные и точные подробности он приводил… Словно вспоминал! Нет, думалось мне, не может этого быть просто так! Он сам все видел и сам все пережил, когда стремя в стремя с Гёроглы гулял по белу свету.

Слушая удивительные эти рассказы, я тоже невольно начинал думать, что нахожусь в отряде Гёроглы, что подо мной пронзительно ржет горячий конь, и я вместе с другими воинами иду в бой, и отступают отряды жестокого и кровавого царя Хункара…

Но Донлы ага умел не только красиво рассказывать!

Однажды я поехал в город… не помню уж теперь в точности, что там было – какой-то праздник. И Донлы ага дал мне свой чудесный тельпек. Действительно чудесный – завитки были красивые, длинные. В городе на меня не раз оборачивались – уж очень здорово смотрелась у меня на голове эта папаха…

Но даже не сам тельпек больше всего запомнился мне, а то, как старик дал его. Когда я пришел к дядюшке Донлы и, запинаясь, стал просить его о тельпеке, старик просто откинул крышку сундука, достал эту весьма дорогую вещь, молча протянул мне. А ведь кто я был тогда? Мальчишка и не более!

Когда мы с сестрой дядюшки Донлы пришли, наконец, в наше село, все уже случилось.

К дому старика сходился народ. В стороне было привязано несколько ишаков. Женщины в траурных своих накидках, словно тени, двигались меж домом, где лежал бедный Донлы ага, и камышовой пристройкой.

Уже явились и увечный Абдулла, и Гурт ага – наши милисе: негласные, но и неизменные исполнители всех обязательных обрядов. Тут же я увидел Сапара и Черкеза, которые – тоже, исполняя давно отведенную им в селе роль – заголосили, затянули мужские причитания, отдавая усопшему последнюю дань…

Когда выносили тело дядюшки Донлы, старики и за ними все окружающие посетовали, что не успел Гег проститься с отцом… Но кто же возьмется за переднюю правую ручку погребальных носилок?

Так уж случилось, что в нашем роду сердаров я остался самым старшим, а вернее, самым… представительным, что ли… Был еще Тойли – и мой ровесник, и тоже из сердаров. Но о нем, по-моему, в тот момент даже никто не подумал. Когда тяжесть носилок легла на мое плечо, я задрожал и колени мои на мгновенье подогнулись, словно я нес носилку один…

Тяжесть… Невозможно было поверить, что никогда больше Донлы ага не подъедет к нашему полю за своей вязанкой травы. И никогда я не услышу его удивительных рассказов. И никогда… Сколько же всего безвозвратно исчезло теперь!

Когда мы пришли на место, из ямы выбрался запыленный усталый человек. Отошел в сторону, спросил, оперевшись на лопату:

– Кто из сердаров хочет войти туда и посмотреть?

– Это – слова традиционные, положенные по обряду. Я глянул налево, направо… Но здесь никого не было из нашего рода, никого, кроме меня!

И невольно я вспомнил, как раньше многочисленен был наш род. Уже обязательно несколько голосов откликнулись бы на слова могильщика. Но все сердары были на фронте, далеко отсюда, очень далеко… Там, где кровью и жизнью они решали судьбу своей великой родины. И виделось мне, какой яростью и святой местью блестели сейчас их глаза…

Не очень понимая, что от меня требуют, я шагнул к яме. Но тут Гурт-милисе жестом остановил меня… Затем он спустился в яму, лег там, вытянувшись во весь рост – проверил достаточно ли просторна будет могила для мертвеца!

У меня перехватило дыхание, я вздрогнул и замер, словно на меня обрушился поток ледяной воды… Так, значит, вот что я должен был сделать! Почувствовал, как слезы подступили к глазам. И чтобы никто этого не увидел, я поднял голову, стал смотреть на белые неподвижные и такие спокойные гряды облаков.

VII

Председатель вызвал меня в контору – сразу тревожно и тоскливо сделалось на душе. Ничего хорошего ждать мне не приходилось… Ткнул в бороздку лопату, пошел к арыку, смыл землю, налипшую на босые ноги… Что ж, все ясно: председатель решил рассчитаться со мной за дружка!

Я знал, что когда-нибудь это все равно должно было случиться. Знал и ждал. И думал даже, что меня позовут сразу, на следующий день, после того случая с Меле-шейтаном. Но председатель, как говорится, имел терпение! Наверное, хотел дождаться какого-нибудь моего проступка на работе. А может, думал, что я однажды ночью заберусь в колхозный харман, чтобы украсть зерна… Но ведь Язмухамед ага не лишил нас доли, которую колхоз выдал ежедневно на каждого члена семьи. Значит?.. А так ли уж все плохо, как мне кажется?