Безликий

– Повторите еще раз… я прослушал. – Выдавил из себя он, постаравшись отвлечься от внешности медсестры и переключиться на смысл ее слов.

Арина снова рассказала больному о событиях, случившееся несколько дней назад. В течение нескольких минут Макс старался осознать услышанное, но не мог поверить в произошедшую с ним трагедию. Он медленно притронулся руками забинтованного лица, и с этим легким касанием вернулась боль – пронизывающая, тупая, жгучая и безжалостная боль, распространившаяся от обожженных губ по всему телу.

– Дайте мне зеркало. – Попросил Макс медсестру.

– Я думаю, что это будет лишним. Когда окрепнете и придете в себе, тогда и посмотритесь в зеркало. – Уклончиво ответила Арина, понимая, как может травмировать Макса собственное зеркальное отражение.

– Вы не в состоянии представить, насколько важно мне сейчас увидеть себя. Если вы не найдете мне зеркало сейчас, то это сделаю я, когда вы уйдете. – Голос Макса был тверд и решителен.

Арина работала врачом в городской больнице на протяжении нескольких лет после окончания медицинского института и ординатуры. Будучи доброй по натуре, ей пришлось научиться говорить «нет» и отказывать требовательным больным в их просьбах, которые зачастую являлись для них вредными и губительными. Умение отказывать было для нее особым видом искусства; отказывать нужно было таким образом, чтобы больные не успели обидеться на нее и могли сохранить по отношению к ней такую хрупкую материю как доверие, которое в наивысшей степени важно по время лечения. Арина была фанатиком своей работы и относилась к возложенным на нее обязанностям с высокой степенью ответственности. Помогать людям и возвращать им здоровое состояние тела и духа либо же облегчать их участь – было для нее главной целью в работе, которой она строго придерживалась. Что могло быть лучше, чем наблюдать, как к человеку возвращаются жизненные силы после долгого времени борьбы с изъянами тела? Или тех слов благодарностей, которые он говорил в ее адрес, когда стоял здоровый и бодрый с сумкой в палате, готовясь вернуть домой? Арина знала свою работу и понимала, что Максу нельзя в его состоянии смотреть на свое изуродованное лицо. Она отдавала себе отчет, что необходимо время и психологическая подготовка, прежде чем он столкнется с ужасной реальностью и осознанием неизбежного пожизненного уродства. «Если человек падает духом и опускает руки, то помощь врача сводится к минимуму» – она вспомнила слова своего наставника, которые прозвучали в ее голове как назидание. Но пронзительный взгляд Макса, в котором читалась мольба и искренность в изложенной им просьбе, побудили Арину пренебречь правилами и выработанными за годы практиками принципами. Она интуитивно понимала, что должна именно сейчас помочь открыть ему правду, которая была для него важнее, чем моральное и психическое здоровье.

Арина, ничего не говоря, вышла из палаты. Через считанные минуты она принесла ему зеркало и еще раз спросила о том, уверен ли он в своем решении. Макс без раздумий ответил, что уверен и попросил лечащего врача оставить его одного.

– Аккуратнее снимайте повязку, она могла приклеиться к пораженным участкам; потом крикните меня, и я сделаю новую.

– Хорошо. – Ответил Макс.

Несколько мгновений он посидел в нерешительности, чувствуя усиливающееся волнение и громкое биение сердца. «Рано или поздно приходится сталкиваться лицом к лицу со своими страхами» – подумал он и начал разбинтовывать повязку. Как и предупреждал врач, бинты в некоторых местах склеились с обгоревшей поверхностью лица, и Максу приходилось резкими движениями отрывать повязку от загноившихся и пузырящихся ран. Он чувствовал сильнейшую боль и не мог остановить поток слез, хлынувших из его глаз, но продолжал со злостью разбинтовывать пропитанную кровью, лимфой и гноем ткань. Спустя минут пять процесс был закончен, и Макс, взяв в руки зеркало, ощутил сомнение. «Может, пока не поздно отказаться? Для чего мне нужна правда? Стоит ли она того, чтобы смириться и жить с ней дальше? Неужели и мне придется покориться судьбе?».

Макс выдохнул и поднял небольшое овальное зеркало на уровень глаз. В отражении на него смотрел урод, изувеченный монстр, бесформенное существо с красно-черным и желто-белым оттенком плоти, с висящими кусками кожи, обгоревшими волосами, надутыми и наполненные белой жидкостью волдырями и стекающей лимфой; лицо теряло определенные контуры и очертания, и оно было похоже на нечто однородное, размытое, потерявшее какую бы то ни было индивидуальную красоту, но обретя индивидуальное безобразие.

Макс уронил зеркало на белую простыню. То чем он дорожил, что любил и почитал в других людях и себе самом, сменилось ночным кошмаром.

«С таким лицом я не смогу больше оставаться незамеченным для других людей. Я ненормален, я аморален с эстетической точки зрения. Что мне теперь делать? Что теперь для меня красота? Я видел красоту в людях и наслаждался красотой в себе, а что теперь мне осталось: урод в отражении и пожизненное затворничество? Разве много я просил от жизни, разве много требовал от судьбы? Я довольствовался малым и всегда был скромен. Неужели этого недостаточно, чтобы оставить для меня в жизни мое призвание и мою страсть. Ничего мне не нужно кроме ясности восприятия форм и возможности быть среди людей нормальным. Все изменилось, и что мне теперь делать? Как мне жить дальше…» – думал Макс и плакал. Соленые слезы стекали по его лицу и доставляли ему боль, но он не обращал на нее внимание. Макс чувствовал отвращение к своей ничтожной жизни, к своей внешности и ко всему миру. Ему хотелось забыться и ни о чем не думать, ему хотелось перестать существовать и избежать последующих месяцев, годов или даже десятилетий мучений, с которыми ему придется столкнуться в жизни. Его пугало будущее. Он не желал быть ни смиренным, ни покорным судьбе: все, что ему хотелось – провалиться в глубокую пучину забвения.

В палату зашла Арина и застала Макса, неподвижно сидящего на кровати с опущенной головой. Она подошла к нему и обняла. Арина чувствовала пульсирующее, живое сердце и его судорожные вздохи; она чувствовала его боль и понимала его одиночество и обреченность.

– Могу я вас попросить больше никогда не давать мне зеркало. – Сказал Макс и отвернулся от нее, чтобы она не видела его лица.

– Да, конечно. – Прозвучал мягкий голос в ответ. – Но вам все же придется посмотреть на меня, потому что мне нужно наложить вам новую повязку.

– Прежде чем я повернусь к вам, можно задать один вопрос? – Спросил Макс.

– Да.

– Неужели единственный выход – это смирение?

– Максим, – ласково сказала Арина, – за свои несколько лет работы мне приходилось сталкиваться с множеством несчастий. Я видела смерти, видела людей, обреченных на пожизненную инвалидность, видела страдание в глазах тех, кто их любит, видела слезы и горе родителей. Если и есть выход, то оно заключается в смирении.