Сердце бройлера

22
18
20
22
24
26
28
30

А Маня поправила его:

– У евнуха большой житейский опыт! Невинность девушкам дается на всю жизнь!

– Холостить его! – прогремело по небу.

И небо накренилось, и с него скатилось солнце, а с другого бока наползла луна. Моня соскользнул с неба и камнем полетел на землю.

– День завершен благополучной смертью! – вопил победно он и не расслышал, что кричит ему вдогонку Маня.

А вверху орал художник, что с бородой и табличкой «Отец»:

– Игра сделана, дети мои! Ставок больше нет!

Упал Моня на землю и обернулся козликом не козликом, а Лешей Гурьяновым, а Маня так на недостижимой высоте и осталась, только не Маней, а Настей Анненковой. Причем Леша Гурьянов как был, так и остался холостяком, а Настя Анненкова все так же в браке с Женей Суэтиным…

Н-да, подумал Гурьянов, перебрал я вчера. Что за дичь я орал во сне? Свой меч перековал я на орало?

Почему «брак»? Если браки заключаются на небесах, то кто же тогда бракодел?

И вдруг он почувствовал себя плохо. Его стало трясти в ознобе. Что же это я? Какой там счастливый брак? Ведь вчера было девять дней! Это же мы с Дерюгиным сидели рядом. Господи, что со мной?! Женя, Женечка, прости меня, ради бога, прости!

Надо к Насте сходить. Вчера ляпнул ей что-то не так. Что-то злое. Нехорошо как…

Гурьянов позвонил Дерюгину – никого. Через пять минут еще раз – длинные гудки. На третий раз трубку взяли.

– Да? – отозвался невидимый старик.

– Извините, я ошибся, – хрипло сказал Гурьянов.

– Леха, ты, что ли? – спросил Дерюгин. – Что с твоим голосом?

– Я. Ты дома?

Трубка сипло дышала. У нее не было сил.

– Жди. Еду. Возьму.

Гурьянов вздрогнул – из зеркала в него уставился чужой. Опухший, как Поволжье в последние семь столетий. О, господи, неужто я? Гурьянов улыбнулся себе, но безответно. Взяв в гастрономе пива с водкой, залез в троллейбус. Едва не уснул в пути. Хорошо, кто-то задел по уху. На нужной остановке. Ничего не бывает случайным. Даже по уху дают тогда, когда надо. И Дерюгин тогда хорошо припечатал. При знакомстве. Печать дружбы навеки. Самая жесткая фигура – треугольник. Нет треугольника! Чего там в бреду я читал? Летая под небесами? Моностихи? Бред! Подлечусь, все образуется.