Теория невероятности

– Сейчас попробую, – и он лихо перекрестил стол с бокалами, устремив глаза к потолку, видно, за чудодейственной поддержкой свыше.

Все дружно прилипли губами к бокалам, и так же дружно от них отпрянули секунду спустя, с укоризной уставившись на Лёшу.

– Какое же это чудо? – возразил Илюша, – это черт знает, что такое, если не сказать хуже… Чудо – это, когда воду превращают в пиво. А если ценный напиток обращать в канализационную воду, то это препаскуднейшее вредительство и никак иначе. За это и по шее можно схлопотать… С друзьями так не шутят.

– А не тёщины ли это происки, – высказал предположение Игорь Кислоух. – Подобные вещи им всем во сне мерещатся, как зятя от компании друзей избавить – вот и заворожила Лёху. Не божья благодать на тебя сошла, а ведьмовские проделки. Бог бы такого безобразия не допустил.

– От тёщи, конечно же, всего можно ожидать. Только для меня она так, с боку припёка. Её чарам я не поддатен, – осмелел Лёша. – И вообще, я же не на тёще женился, а на её дочке – вот с неё и спрос.

Яша заглянул ему в глаза и предложил:

– А ты вспомни поговорку: «Любишь меня, люби и маму мою».

– Там, кажется, что-то про собаку сказано, – усомнился Вепрь.

– Вот именно, – подключился Кислоух, – …что собака друг человека, вот только какого?

– Осталось нам разобраться, – напустил тумана этот мутный философ Яшка, – где же тут собака зарыта, а так же роль мамы в воспитании дочери, и воздействие данного явления на не выпитое Лешкой пиво в компании со своими друзьями.

Брыне ничего не оставалось, как на оставшиеся деньги возместить друзьям причиненный ущерб. Но больше он от всякого рода чудес решил держаться подальше, а не то, что самому их вершить. Никогда не понятно, чем такая штуковина обернется: радостью или гадостью, прибылью или убытком. А вот тёщу постращать лишний раз не во вред будет, а во благо семьи, надо подумать над этой темой… Вечно её тень маячит за спиной.

Пиво становится вредным напитком, если подлить в него водку, самогон или всё то, что имеется под рукой из горючих материалов. Состояние головы, через отверстие в которой прошел данный напиток, впоследствии подтверждает это. Но задним числом это, увы, уже никому не интересно.

Это после голова болит, а вначале она бурлит невероятными идеями, мыслями, ну и привлекательными домыслами, конечно. И так ловко она это делает, что трудно отличить одно от другого, такой в ней энергетический фон гуляет. Эти энергетические напитки и не на такое подбить могут самого тихого и безобидного человека – натуральное, оно всё очень и очень керосиновое… Брось только спичку – ноги унести не успеешь. Так рассуждали друзья, сидя в баре, о ценностях пива.

И всё бы было хорошо, если бы Яша Мухаморкин, как обычно, не втянул бы беседу в провокационное русло.

– Вот почему у одних народов президенты справные, разумные и выдающиеся, а у других ни то, ни сё, – Яша на мелкие темы старался не размениваться. Если обсуждать, то самые важные вопросы для страны и мира, и именно в пивном баре – здесь как-то всё лучше анализу поддавалось, и предположения правдивей ложились в расчет.

– Кому, какого бог дал, – стандартной фразой постарался отодвинуть в сторону назревающий серьёзный разговор Рваный.

– Э нет, здесь прослеживается нездоровая последовательность: одним все время, что-то путное попадается, а другим такое, что и словами обозвать, чтоб все пакости в точности отобразить, никак не удастся. Бог такое бесконечное свинство вряд ли позволил бы, – Игорь Кислоух глотнул своего энергетического напитка и обтер рот рукавом.

– У каждого президента, даже самого убогого, есть двойники, – раздвинул тему Илюша Кац за пределы пивного бара. И тут же вломил в корень, видно, давно накипевшее: – Почему у соседей и президента и двойника его уважают, а у нас и оригинал могут зашибить? – он обвел всех вопросительно победным взглядом, сам удивляясь, как ему такое могло в голову взбрести.

Он жадно осушил свой бокал со свирепым видом неандертальца, неудовлетворенного доставшейся долей добычи. Яша тут же плеснул из своего бокала в его опустевший, чтобы отвлечь внимание Илюши от навязчивой темы. Но не тут то было. Илья мгновенно заглотил Яшин дар, и, воодушевившись, продолжил:

– Иду я, третьего дня, по Садовой, и вижу кавалькаду машин, что у черта рогатого свита… Суетятся все, шмыгают туда-сюда, а после по свистку попрыгали в машины и сразу в галоп. Глядь, а на тротуаре забыли такого строгого и подмазанного со всех сторон мужчину в костюме то ли от Кутье, то ли от Вуалье. Присмотрелись – наш президент, ё моё, собственной персоной, без охраны. Бабы окружили, как без этого, а среди них, хоть одна да с приветом обязательно найдется. И так-таки нашлась, – хрясть мужика, нашего президента, хозяйственной сумкой по горбу. Оттуда и соль, и мука посыпались, и яйца потекли. Видно, чем-то он ей не приглянулся. Он бежать, а она ему: «Куда же вы, господин президент? Откушайте хлебца с солью. Пока, правда, полуфабрикат… как и все ваши обещания». Ну, а женщины, вы же знаете, когда они скопом – стоит только одной показать что-нибудь не пристойное, как и остальные туда же. Вторая подбегает, да карнизом оконным, по магазинному упакованному, и не пожалела же новую покупку, по спине его угостила, очень надо сказать, удачно: карнизу досталось. Какой уж тут хлеб да соль, – ноги в руки да бежать. Тут только машины подъехали, охрана сопровождения, полиция. Схватили президента под руки, да в машину бросили. Полковник представительный, что гусь на дроте, вышел и сказал очень строго: «Не хорошо, дамочки, так с человеком обращаться. Повезло вам, что это не президент, а простой человек по случайности на него очень похожий… А то б сидеть вам долго и нудно в местах прискорбных на пайке. Случайно оставили на пять минут, а вы уж и рады…» Надо сказать, бабцы сперва струхнули порядочно, оно-то, конечно, страшно, когда особа при такой охране, а ты её по горбу… Но тут же храбро возразили: «А что вы бросаете на дороге, всё, что не попадя, а нам, откуда знать, надо оно или нет? Если оставлено и выброшено, то не большой ценности…»