— Госпожа Печалей! — завопил он, прежде чем рухнуть на пол. В тот же миг проецируемое изображение на потолке расплылось, утратив резкость. Ивор и дуардины попытались восстановить картинку, пока несколько жрецов-наблюдателей осматривали Гаевика. Иерофанту и инженерам не удалось вернуть изображение могильных песков, а вот жрецы все-таки смогли вывести Гаевика из ступора.
— Что случилось? Ритуал завершен? — спросил Гаевик, когда ему помогли встать.
Ответил магу суровый воин-жрец Махьяр:
— Ты кричал, — сказал он, и глаза его блеснули сталью, а пальцы — Кветка заметила это — стиснули рукоять висящего на поясе ножа. — Произнес нечто богохульное, прежде чем упасть.
Гаевик, разинув рот, уставился на Махьяра, совершенно не замечая ни злобы в его голосе, ни кинжала, готового в любой момент покинуть ножны.
— Я кричал? — Он запустил пальцы в волосы, словно пытаясь запихнуть ответ азирита в мозг. — Что это значит?
Кветка встала из-за стола.
— Мы должны изучить то, что извлекли чародеи из могильных песков, — объявила она достаточно громко, так, что услышали все, — но смотрела при этом лишь на Махьяра. — Тогда, возможно, мы и узнаем, что это значит.
Махьяр тоже бросил на нее сердитый взгляд, но нож отпустил и вернулся к Байраму — по-видимому, решив отложить свое раздражение на потом.
— Собирайте записи, — приказал ученым Ивор. — Несите все сюда, попытаемся распределить их. — Он взглянул на Кветку. — Сделай копию своих записей. Пронумеруй каждое слово в порядке появления. Возможно, нам потребуется вернуться к оригиналу.
— Да, мудрейший, — ответила Кветка.
Этой просьбе она не удивилась, хотя раньше ничего подобного не делалось. Обычно слова вычеркивались по мере того, как определялось их место в последовательности, но Ивор хотел, чтобы оригинал сохранился для сверки.
Было и еще кое-что необычное. Расшифровка предсказания занимала долгие часы, если не дни. А жрецы, удостоверившись в том, что проницатель не извлек из-за края Владения какого-нибудь демона, сразу удалялись.
Однако на этот раз жрецы не торопились уходить. Кветка покосилась на застывшего в стороне Махьяра. Тот явно приготовился ждать.
Ждать. Махьяр был ревностен, набожен и искренен в своей вере. Не было ничего, чего бы он не мог сделать, если чувствовал, что такова воля Зигмара. И все-таки самым тяжким испытанием его веры было ожидание. Бездействие. Вынужденная праздность. Часы тянулись, наводя на мысли о нижних мирах, где проклятые терпят вечные пытки за свои злодеяния.
— Терпение — есть благороднейшая из добродетелей. — Обостренные чувства Байрама уловили настроение Махьяра.
— Я родился в хибаре, сколоченной из обломков лачуги, — ответил Махьяр. — Во мне нет ничего благородного.
Байрам хихикнул:
— Поверь, твоя стойкость окупится. — Он повел рукой, словно указывая на ученых, собирающих воедино результаты ритуала. — Ты знаешь, что я отказался от зрения, чтобы яснее проницать волю Бога-Царя. Тебе приходилось быть свидетелем того, насколько правдивы мои предчувствия. Так вот, никогда еще знамение, заставившее меня присутствовать на сегодняшнем ритуале, не было столь сильным. Перед нами — откровение огромной важности.
Махьяр посмотрел на чародея Гаевика, размышляя о выкрикнутых им словах.