— Он еще жив — только не благодаря тебе.
Махьяр подошел к ним.
— Он знал, что рискует. — Жрец повел рукой, указывая на опустевший лес. — Но что бы там ни было, оно ушло.
— Надолго ли? — спросил подошедший Венцеслав.
Остальные остались караулить — на случай возвращения угрозы.
— Они ушли, — прошептал еле слышно Гаевик. — Я говорил с ними. С оставшимися. Уцелевшими после наших пожаров. — Он открыл глаза, и Кветка ахнула. Махьяр мрачно молчал. Зрачки чародея стали тускло-зелеными.
— Они вернутся? — снова спросил Венцеслав.
Гаевик улыбнулся ему. Жуткая это была улыбка. Ухмылка идиота.
— Семена здесь больше не сеют, — произнес он и безумно захихикал.
— Спятил, — охнул Венцеслав, попятившись.
Кветка яростно уставилась на Махьяра:
— Это все из-за тебя.
Но у Махьяра не было времени разбираться ни с обвинениями Кветки, ни со страхами Венцеслава:
— Гаевик, подумай. Попробуй вспомнить. Что ты им сказал? Что сказал, чтобы они ушли?
— Все, — ответил чародей. — Я был частью песни. Все, что я знаю, весь я — все было песней. Я слышал их, они слышали меня.
— Оставь его! — рявкнула Кветка, отобрала у Гаевика кинжал и отбросила его.
— Нет, пока мы все не узнаем. Иначе все это, все, через что он прошел, бессмысленно. — Он наклонился к Гаевику: — Они выпустят нас из леса? Мы сможем уйти?
Чародей не смотрел на него, но Махьяр отметил сознательное усилие со стороны чародея, тот явно понимал, насколько важны сейчас его слова.
— Теперь они отпустят нас, — выдавил заклинатель. — Теперь, когда они знают о нашей цели, они позволят нам уйти.
Глава восьмая