Просто пару-тройку часов на сон. И с остальным я справлюсь самостоятельно.
— Если что, звони!
— Ты тоже. Звони. Если возникнут вопросы.
Прощаюсь с Надей и, промокнув мокрые руки полотенцем, плетусь в спальню. Замираю возле нашей с Робертом постели, нервно сжимая пальцы в кулаки. А спустя минуту я ложусь на диван в гостиной, закутываясь в тонкий плед. Меня знобило. Тело сковала ломота, а по рукам пробежала волна мурашек.
Я вновь заглядываю в мобильник, проверяя, всё ли удалила из памяти. И, убедившись, что телефон чист, закрыла глаза. Ещё одна попытка провалиться в сон и потеряться. Раствориться. Сбежать от реальности.
Я вышел из палаты растерянный и обессиленный. Разбитый в дребезги и полностью опустошённый.
Она меня не узнала. Снова. Это происходит всё чаще.
Невыносимо. Мне хотелось бить и крушить всё, что попадается мне под руку. Мне хотелось орать и сбивать кулаки в мясо.
Краткие приступы амнезии стали обыденностью. Реальностью, от которой не уйти.
— Держится температура. Головные боли. Рвота. В общем, изменений никаких, — прижимаю к уху телефон, на ходу скидывая с себя больничный халат. Оставляю его на стойке и выхожу из отделения.
Слышу на том конце протяжный вздох, и останавливаюсь. Слабость в ногах вынуждает меня сесть на одинокий стул возле лифта.
— Сегодня после обеда Роза заедет к ней. Тоже проведает, — я благодарен Глебу и его жене за то, что они рядом со мной в эти непростые времена, — узнала?
— Нет, — опускаю голову и крепко зажмуриваюсь, ощущая жжение в глазах, — я уже привык.
— Брось, — тихо произносит, — к этому нельзя привыкнуть, Марат. Я тебя понимаю. Я знаю, что это больно. Это твоя мать.
Я знаю. Знаю, чёрт возьми!
— Спасибо, Глеб, — мой надломленный голос заставляет меня открыть глаза и уставиться в стену напротив.
— Будь сильным, парень.
Я бы отдал всё, чтобы она была здорова. Костьми бы лёг, лишь бы она улыбалась, как и прежде. Лишь бы не знала, что такое рак.