Он повернулся. Дверца шкафа позади него осталась открытой. На полках стояли коробки с продуктами — макароны с сыром, лапша рамен, спагетти.
Едкая кислота обожгла горло, желудок скрутило от тошноты. Она ела эту еду. Наслаждалась ею.
Откуда та взялась? Из кладовки в доме в Найлсе или Стивенсвилле? Или из семьи с голодными детьми? Живы ли они еще, или сражались за будущее своей семьи, но истекли кровью на снегу, застреленные ополченцами?
Она должна уйти.
— Я не могу оставаться в «Винтер Хейвене». Не с ополченцами. Не с Розамонд Синклер, сидящей в своем особняке через пять домов по соседству. Я ухожу.
Ноа застыл как камень. Все в нем напряглось, закрылось.
— Куда ты собираешься идти?
Ханна замешкалась.
— В наш старый дом.
— Ты имеешь в виду к Лиаму.
— Я имею в виду в мой дом. Лиам — вовсе не причина.
— Ты уверена в этом?
— Дело не в нем.
— Тогда, в чем же?
Она расправила плечи.
— Ты. Мы. Они. — Она помахала своей здоровой рукой. — Ополченцы, правящие этим городом. То, что они сделали. Ты позволил этому случиться.
Глаза Ноа потемнели.
— Я защищаю тебя! Я защищаю нас! Ты в безопасности…
— Этого недостаточно.
Он тупо уставился на нее.