Лютер покраснел.
— Все совсем не так. Не так все начиналось. Я понимаю, к чему ты клонишь. Понимаю. С самого начала это были мы против вас. Я не буду врать. Я бы предпочел быть с «вами». И я не собираюсь отказываться от того, что мне нужно, чтобы выжить.
Лиам уставился на M4, который он снял с Лютера.
— Оружие ты украл у американского солдата? И осколочные гранаты.
— Мы увидели возможность и воспользовались ею. На атомной электростанции Кука расквартировано подразделение Национальной гвардии. Мы избавили их от некоторых вещей, которые они не смогут больше использовать, вот и все.
Его слова подтвердили то, что Дейв сказал ранее.
— Ты и его убил?
— Нет, вообще-то. Мы не убивали. Я готов делать то, что должен, чтобы жить. Людям не причиняли бы боль, если бы они знали, когда нужно смириться с тем, как обстоят дела.
Он сжал губы. Его глаза потемнели, выражение лица не поддавалось прочтению.
— Но в наш последний рейд, эта чертова девчонка, выбежала перед грузовиком. Видимо, мы взяли какое-то лекарство от диабета, которое требовалось ее матери. Она была еще ребенком, не больше четырнадцати лет. Саттер мог оттолкнуть ее или объехать. У нас имелось все необходимое. Никто не боролся и не преследовал нас. — Он опустил взгляд. — Саттер этого не сделал. Он просто ее застрелил.
Негодование пронзило Лиама. Он представил себе эту девушку, более храбрую, чем машина с садистами-социопатами, которые ее убили. В его сознании у нее было лицо Квинн. Ему потребовались все силы, чтобы не пристрелить Лютера, как собаку.
Квинн закатила глаза.
— Так теперь ты сожалеешь? Кого это, черт возьми, волнует?
Лютер вздрогнул.
— Я не святой. И не собираюсь притворяться таким. Но я хочу уйти. Я покончил с Саттером и его эгоистичной политикой. Я просто хочу жить, а не тратить все свое время на борьбу с людьми.
— Мне все равно, — заявила Квинн.
— Я пошел на самый большой чертов риск в своей жизни, придя к вам, — проронил Лютер.
Лиам сузил глаза.
— Вопрос в том, почему.
Лютер неловко сдвинулся, его руки опустились на несколько дюймов.