Но во сне моем все получилось по-другому.
Как будто сменилась картинка. И вот мы уже вовсе не в прошкиной лаборатории под Выборгом, а неспешно прогуливаемся по Екатерингофскому парку. По зеркальной глади скользят лодочки, близ ротонды играет оркестр, детишки гоняются за раскормленными утками… Это было то место, гда мы с Прошкой ни разу не были. Прошке претили праздные прогулки, а у меня с Екатерингофом была связана неудачная любовная история еще в раннем отрочестве, и я поклялся себе, что ноги моей в этом парке больше не будет.
— …они не там ищут, — снова сказал Прошка. Теперь он выглядел много старше, чем в начале сна. И одет был в тот же серый твидовый костюм, что и в день своей казни. — Они думают, что он оставил какие-то подсказки, ищут всякие знаки, анализируют выражение гримас в Глинках, мемуары современников шерстят… А надо искать гораздо ближе. Просто смотреть раскрытыми глазами.
— Ты меня запутываешь, — сказал я, глядя как к берегу причаливает изящная лодочка. Галантный кавалер выскакивает из нее и подает даме в белом платье руку. Дама как две капли воды похожа на ту девушку, с которой у меня было здесь свидание.
— Это ты сам себя запутываешь, — сказал Прошка. А оркестр у ротонды заиграл какой-то бравурный марш…
Я тогда проснулся и понял, где нужно искать. Ну то есть не то, чтобы прямо карта перед глазами нарисовалась с красным крестом в том месте, где деньги зарыты. Просто я сформулировал важную идею.
Рубина сказала, что нужны деньги. И она совершенно права. Только вот я не торговый магнат, чтобы заработать себе состояние на бирже, акциях или сверхвыгодных сделках, и не криминальный талант, чтобы провернуть одно преступление века, а потом купаться в золоте до скончания времен. А мне нужно как раз столько.
Пугало собрал неплохую сумму. Для жителя Вяземской Лавры. Любой другой ее обитатель даже за половину этой суммы отца родного продаст.
Только это совсем не те деньги, которыми можно впечатлить аристократа. Шесть сотен? Да я бывало за один вечер в тратил больше…
Я грустно улыбнулся. Прошка Брюс, ты даже после смерти мне помогаешь…
Хотя, подождите. Что значит, после смерти? До его смерти еще полвека, он даже не родился еще! А его отцу сейчас, должно быть, примерно как мне нынешнему. Или он постарше?.. Про отца Прошки я знал только то, что у него была аптека на Большом Проспекте Васильевского острова. Приметная. Хозяин доходного дома, где он арендовал помещение, зачем-то пристроил к своему дому башню с уродливой горгульей на вершине. Мы когда гуляли в тех местах, Прошка мне ее показывал.
Брюсы потеряли дворянское достоинство лет за сто до нашего знакомства с Прошкой. И историю эту он мне рассказывать или не захотел, или сам ее толком не знал. Одно время я даже думал, что он он придумал себе, что он Брюс. Потому что в лице его не было ровным счетом никаких схожих черт с его знаменитым обрусевшим шотландским родичем. Что ж, у меня есть все шансы познакомиться и подружиться с его отцом, и, возможно, я наконец узнаю правду, как же все-таки случилось, что обласканный Императорами род был отброшен на самое дно, лишен титулов, званий, наград и магии.
В голове начали появляться наметки чего-то похожего на настоящий план. Я, наконец, вернулся из чертогов своих воспоминаний и посмотрел на мертвое тело Кочерги. Что-то это место так и притягивает смерть. Надо его быстрее покидать.
А сейчас что делать? Снова запрягать телегу и отправляться на трупный промысел, чтобы провернуть с Кочергой тот же фокус, что и с Пугалом? Или поступить, как полагается добропорядочному гражданину, позвать жандарма и переложить эти заботы на его плечи? Собственно, жандарма можно и не звать, он и сам должен после обеда прийти — проверять, нет ли среди тел тех, которые проходят по полицейским расследованиям.
Пока я думал, раздался стук в дверь. Наверное, это толстяк. Легок на помине… Я натянул на лицо равнодушно-приветливое выражение и поплелся открывать.
Пожалуй, этот день в моем личном рейтинге плохих дней имел все шансы заполучить почетное второе место. Второе — потому что первого такое муторное времяпровождение ну никак не достойно.
Почти до обеда толстяк мурыжил меня переливанием из пустого в порожнее. Пучил глаза, рассказывал, как проницательна и въедлива эта самая Ядвига. И про то, как он хорошо все придумал. При этом никаких конкретных слов насчет того, что он собирается говорить местной «королеве преступного мира» он так и не произнес. А то вдруг он начинал требовать от меня, чтобы я дал слово, держать рот на замке и ни в коем случае не вмешиваться в беседу на высшем уровне. В тот момент, когда в дверь постучался жандарм, я уже почти готов был придушить моего толстого «компаньона».
К двери я понесся практически бегом. Распахнул ее, впуская жандарма внутрь.
И самым приятным зрелищем в этот момент было перекошенное лицо толстяка. Который даже не подозревал, что пока он разглагольствовал о своих дипломатических талантах, совсем рядом с ним все это время лежал убитый Кочерга.
— Сегодня вообще никого? — жандарм недоуменно свел брови, оглядел пустые нары. Зыркнул на толстяка, который тут же сжался и стал как будто бы вдвое меньше. Посмотрел на меня.