— Угу, — ответил он и оглянулся. — Ты заметила Кашину? Она, кажется, видела нас. Шла, как корова на дойку. Гадкая женщина! Мама говорила, что ей за радость чужое горе.
— Раньше ты был милостивее к ней.
— Не бойся, на моем счету нет еще обиженных.
— Если меня не считать… Но, уверена, если и не обидел, то и не пожалел никого. Ты вот Кашину упрекнул: радуется-де чужому горю. А ты, по-моему, боишься его. Отмахиваешься и открещиваешься — только быть бы подальше. А разве это лучше?
— Верно, не дорос до такой мудрости,— манерно произнес Юрий, всем видом показывая, что пренебрегает ее упреком.
Они поднялись на пригорок, миновали недавно построенный виадук через шоссе, но не вернулись обратно. По обеим сторонам темнели березки, казавшиеся в сумерках плакучими, под ними — подстриженные кусты, а дальше сплошная, уже совсем темная стена елей.
— Ты говоришь, не пожалел, — вспомнил Юрий: видно, Лёдин упрек все-таки задел его. — А меня кто жалеет? Мама умерла — и остался один на всем свете. Видишь, как нам вообще все дается? Право на учебу и то черной работой приходится добывать. Тут уж не до жиру.
— Не очень-то ты наработался. А во-вторых, почему ты и от моего имени говоришь? Мне эта, как ты выражаешься, черная работа в радость. Я без нее, может, вообще, не выдержала бы… Учусь, работаю, мне лучшего не нужно…
— Снова, значит, не дорос.
Лёдя видела: Юрий, как она и предполагала, тоже почему-то считает, что имеет право быть с ней развязным. Даже убежден, что нужно быть таким. Ему безразлично ее мнение, и он не слушает ее, перебивает. И все-таки, сделав усилие, она сказала:
— Я не верю, что у тебя это искренне. Неужели ты не умеешь сочувствовать? Неужели у тебя нет желания помочь близкому в беде? Не может быть! Просто ты хочешь окончательно поссориться со мной. Найти предлог. Так?
— Надоело все!
— Разочаровался?
— Некоторые, поверь, институт оставляют или учатся спустя рукава. Разве только такие, как Тимка, лямку тянут и за счастье считают? Знаешь, как муравьи? У которых, как известно, и глаза-то направлены кверху.
— Настоящий студент всегда одержимый. А если он не настоящий и бросает учебу — туда ему и дорога.
— А я понимаю таких. Слишком многое преодолевать приходится. Сил не хватает. Родился, учился, трудился, представился. Это тоже не житье!.. Давай посидим маленько…
Он обнял Лёдю, собираясь вместе перескочить кювет. Но руки Юркины дрожали. Лёдю передернуло, и, высвободившись, она исподлобья уставилась на него:
— Это еще что?
Юрий усмехнулся и снова протянул к ней руки.
— Чего ты? Испугалась? Посидим немного и пойдем. Мы же давно с тобой не говорили…
ebooksa