На закат от Мангазеи

22
18
20
22
24
26
28
30

Там, вслед за кожаной мелюзгой на простор выползало что-то огромное, бугристое, раза в полтора шире лодьи. Чудовищные белесые бивни торчали из его бортов, делая судно похожим на ощетинившегося ежа. Тяжелый темный парус трепыхался на корявой мачте, будто собранной из десятков берцовых костей.

- О, господи, - просипел отступник Сокол и чуть было не перекрестился.

Все потрясенно смотрели, как костяное чудище медленно поворачивается, стараясь увернуться от берега, а следом за ним из-за холма выползали еще и еще такие же. Десятки фигур в шкурах толпились на их палубах, гремели барабаны и поднимался в небо сизый дым от горящих корабельных очагов.

- Странный символ, - задумчиво произнес Шубин. – Никогда не видел такого. Дьяк, присмотрись к их парусам.

Макарину пришлось сильно напрячь зрение, чтобы разглядеть на темной поверхности ближайшего паруса еще более темный узор. Оскаленная морда какого-то зверя с круглыми выпученными глазами.

Макарин посмотрел на воеводу.

- Я видел такой. На бляхе, которую нашел у места караванного сбора. Такое изображение носил с собой твой Одноглазый.

Кокарев молчал, сумрачно разглядывая дикарскую орду. Потом отвернулся и пошатываясь побрел в сторону.

- День тяжелый, - сказал он. – Надо бы отдохнуть.

Ветер продолжал дуть с берега, и лодья быстро уходила в море, оставляя позади бесчисленную темную стаю, которая вскоре заполнила собой весь берег.

Глава 27

Тучи на севере возвышались теперь как горная гряда, а далекий исчезающий берег казался длинной темной полосой, позади которой вырисовывались призрачные холмы. Вода стала сизой, почти черной. Когда Макарин смотрел в воду, он видел только грязную пену, сползающую по ленивым валам, в которые то и дело зарывалась носом лодья. Солнце садилось, и там, на закате, не было видно ничего, кроме безбрежной мутной взвеси, и было непонятно, где заканчивалось серое море и начиналось серое небо. Черная мгла подползала с севера, и в этой нависающей над миром тьме иногда сверкали молнии.

- Говорят, если идти по морю, не сворачивая, прямиком на север, - задумчиво сказал воевода, - то через несколько дней упрешься в бесконечное ледяное поле, где нет ни земли, ни воды, ни растений, ни животных. Только лед. Возможно из таких мест и заявились сюда эти дикари.

- Бляха Одноглазого и символ на парусе, - сказал Макарин. – Это не может быть совпадением. Когда мы расставались с тобой в Мангазее, ты хотел расспросить о бляхе знающих людей. Узнал чего?

Воевода пожал плечами.

- Да ничего толком. Один купчина поведал о племенах, живущих за Енисеем и поклоняющихся зверью. Другой слышал, что подобные бляхи служили чем-то вроде пропуска в запретные земли, полные пушнины. Обычные промысловые сказки. Короче, отдал я эту твою бляху одному моему казачку и услал его в туруханские земли, подробные сведения собирать. Но времени мало прошло, он и до Енисея еще не добрался.

- Видимо, подробные сведения сюда сами нагрянули. И нагрянули издалека, раз никто такого племени даже не видел.

- До ледовых пустошей за енисейским устьем около месяца добираться, - сказал воевода. – И это налегке, за промыслом. А тут, считай, целое племя. А значит добиралось оно сюда долго. Может, Одноглазый с ними как раз и якшался, пока с ума сходил.

- Как могло целое племя пройти по этим местам незамеченным?

Кокарев отмахнулся.