Он закинул автомат на плечо, пыхнул сигаретой и вышел на балкон.
***
Балкон.
Перегородки.
Пожарная лестница.
Тамбур.
Дверь в пентхаус настежь распахнута.
Гремит рейвовый музон. Тусуется молодняк, человек десять. По виду – торчки и утырки. Разнополые, но выглядящие одинаково – в темной рванине и синих татушках по всему телу.
- Э-эй… а ты кто такая? – растягивая слова спрашивает один.
Валенсия, не отвечая, проскальзывает мимо, к винтовой лестнице.
- О, еще двое, - орет другой, стараясь переорать рейв.
Банзай и Крейн приостанавливаются на мгновение.
Крейн опытным глазом выхватывает заторможенность, припудренные носы, красные глаза как у кроликов. Потом замечает россыпь таблеток и горку белого порошка на столе.
Банзай вырубает усилитель.
В наступившей тишине начинаются ленивые возмущенные вопли. Кто-то трахается прямо на полу между креслами. Оба половых партнера непонятного пола, тощие и бритые наголо. Банзай машинально присматривается к пассиву, чтобы определить, мальчик он или девочка, но это бесполезно. У них даже татушки почти одинаковые.
- Граждане наркоты! – кричит Крейн. – Я вернусь через полчаса! И если вы еще будете здесь!..
- Ты кто?! – быкует один из нариков.
- Я твой худший кошмар, - говорит Крейн и достает значок полицейского.
Нарики тут же начинают рассасываться. Актив слезает с пассива и даже подает ему руку. Пассив оказывается костлявой девушкой-анорексичкой. Оба нетвердыми походками бредут к выходу, натыкаясь на стены и других наркотов.
Банзай с Крейном бегут к лестнице. Валенсия уже давно поднялась, ее не видно.