Вскоре они добрались до ячейки Натальи Георгиевны. Жилое помещение казалось точной копией того места, куда поселили Андрея. Единственными отличиями были цвет ковра и наличие двух шкафов вместо одного. Он тут же вспомнил недавно прослушанное выступление. Хозяйка пригласила Андрея на кухню и они расположились за столом. Вскоре она поставила туда две тарелки с подслащенным концентратом и кружки с грибным чаем. Пока она молча ели, мужчина боролся с сильным желанием прервать обед своими вопросами.
Когда тарелки опустели, женщина отхлебнула чая и к счастью Андрея начала говорить.
— То, что вы поведали, мы слышали уже не раз. К сожалению, какому-либо научному анализу подобные истории подвергать невозможно. Это все остается на уровне личных рассказов, понимаете? — в ответ мужчина помотал головой. — Ну как вам объяснить? Мы можем собрать черную слизь и вычислить ее объем. А вот поговорить с призраками вернувшихся из небытия у нас не получается. Мы, конечно, имеем задокументированные рассказы очевидцев, но не более того. Я это все говорю к тому, что какой-то научно обоснованной информации здесь еще меньше, чем о том, что я говорила раньше. Вы понимаете?
— Понимаю. Теперь понимаю.
— Этим вопросом заинтересовался Патрушев. К большому сожалению, его здоровье дало слабину и он скончался вскоре после того, как стал размышлять по поводу таких встреч. Материал крайне ограниченный, честно признаться. И вам бы, конечно, поговорить с Патрушевым, но увы, — в голосе послышалась грусть.
— А вы что знаете? Где может быть мой сын?
— Совсем немного, — она сделала паузу. Затем вдруг поменяла тему. — Скажите, Андрей Викторович, вы меня не помните?
— Нет, — удивился Андрей. — Я должен вас помнить?
— Скорее нет, чем да. Я ведь работала в научном городке еще в том мире, до аварии. Правда не в вашем НИИ, но смежном. И Звездин даже показывал мне фотографию, на которой вы и я стоим среди других ученых.
— Значит, вы были на испытаниях в момент аварии?
— Нет. Конечно, нет, — она слабо улыбнулась. — Я работала в другом НИИ. И потеряла память наряду с подавляющим большинством всех тех, кого захлестнул ФУП. Все же удивительно, как Звездину и десятку других ученых удалось поставить на ноги всю работу. Ведь они восстанавливали и организовывали функционирование НИИ и в целом властных структур буквально с нуля. Я была одной из тех, кому очень оперативно восстанавливали память. И мы в первую очередь работали над тем, чтобы выявить причину сбоя. И по возможности устранить все те последствия, которые вы вызвали.
— Я? — глупо переспросил Андрей. — Вы уверены, что я?
— Конечно, вы, — спокойно ответила женщина. — Звездин ведь рассказал вам все.
— Рассказал. Но я ничего не помню. Тот мир я совсем не помню, — суетливо оправдывался Андрей.
— Успокойтесь, пожалуйста, — на ее лице вновь появилась слабая улыбка. — Я не обвиняю вас.
— Тогда к чему вы это все говорите? — нахмурившись, спросил Андрей.
— Я просто вспомнила первые дни этого мира. Когда старый мир вдруг рухнул, оставив нам лишь жалкие осколки прежнего. И мы порой сами могли выбирать, какие из них лягут в основу чего-то нового, — она погрузилась в воспоминания. Потом вдруг засмеялась. — Звездин — настоящий воинствующий материалист. Он запрещал какие-либо упоминания религии и разных идеалистических учений, потому что стремился построить этот мир на полностью научной основе. К его сожалению, был товарищ Кузнецов, быстро основавший свою собственную религию. Да и в других частях гигахруща стали появляться мистические учения. Такова, наверное, природа людей. Тогда Звездин и рассказал мне о том, что некоторые учения здесь, в гигахруще, самым удивительным образом повторяли религиозные учения из того мира.
Она отпила из кружки, которая становилась все холоднее. Андрей внимательно слушал рассказ женщины.
— Константин Павлович рассказал мне о тех, кто поклонялся человеку, которого прибили к деревянному кресту. Этот мученик по имени Иисус Христос рассказывал людям о том, что есть несколько миров. В одном люди живут временно и постоянно страдают, болеют, бояться. Умирают в муках. Этот был тот самый мир, в котором Иисус проповедовал свое ученье. Он говорил о том, что грешники попадут в еще более жуткий мир, где страдать придется бесконечно. Название тому миру — ад. Понимаете, к чему я? — она подняла уставший взгляд.
— Нет, честно признаться. Не понимаю.