— Почему вы не показываете мне последнюю камеру? — в концу третьих суток спросил Андрей, когда они принимали концентрат в столовой.
— Вы о макете? — озадачился Звездин. — Его вам покажут завтра или послезавтра. Там завершают строительные работы.
— Нет, я говорю о рабочей камере, — он сделал паузу, чувствуя тяжесть последующих слов. — Там, где вы производите людей.
— А, вы про это, — лицо партократа сохраняло серьезность. Он оглянулся, чтобы рядом никого не было и понизил голос. — Эта часть производства вынесена в отдельное место. Тут его нет. Это, знаете ли, процесс специфический.
— Вы мне его покажете?
— Нет, мы не считаем это нужным. Техническая сторона там мало чем отличается от этого завода. А вот с точки зрения гуманности… — он поднял пронзительный взгляд. — Не каждый выдержит то, что там происходит.
— Почему?
— Как и на любом производстве, там есть определенный процент брака. В производстве человеческого материала этот процент еще выше ввиду сложности организма.
— Что вы делаете с… — он выдавил из себя последнее слово, — браком?
— Приходится его ликвидировать, — спокойно ответил Звездин.
— Как ликвидировать? — Андрей открыл рот от удивления и ужаса.
— Так же, как мы ликвидируем чернобожников, бандитов или мутантов. Брак производства человеческого материала — это по сути та же мутация в результате неудачного фрактального деления. Вы же сами таким занимались в службе ликвидаторов, так?
— Да. Наверное.
— Ну вот. Мы делаем то же самое. На вас прямо лица нет! — Звездин совершенно не к месту улыбнулся. — Не переживайте вы так. Ликвидация происходит при спящем организме. Все случается максимально гуманно. Да и процент качества продукции неуклонно растет.
Минуту Андрей сидел молча, чувствуя, что концентрат не лезет в горло, а голова начинает кружиться. Он поднял тяжелый взгляд на партократа и заговорил сквозь зубы.
— Как вы можете? Это же не болванки. А люди.
— Мы можем точно так же, как могли вы в службе, — он пожал плечами и буднично выдавил себе в рот порцию из тюбика. — Мы это делаем не по злому умыслу, а только по причине строгой необходимости. Кто будет замещать ликвидаторов? Заводчан? Служащих? Кто будет заселять пространства серой зоны при необходимости?
Андрей покачал головой и вновь погрузился в раздумья. Внезапно в голове возник образ настольной игры.
— Вы так спокойно об этом говорите. Словно играете в шахматы. Люди для вас не люди. А лишь фигурки на поле.
— Честно признать, я не большой фанат шахмат, Андрей Викторович. Поэтому развивать ваши образные сравнения не хочется. Но одно сказать необходимо, — он поднял палец вверх. — Мы тут не в игры играем. А пытаемся выживать. Даже не так, нет. Мы пытаемся заставить человечество выжить. Человечество здесь — в гигахруще. А может быть и там — в том мире, — он несколько секунд думал о том, что сказать. — Я в курсе вашего разговора с Натальей Георгиевной и представляю ваше чувство относительно того, что вас в обвиняют в главном смертном грехе этого мира. Поэтому не стану разжигать ваши негативные чувства пустыми обвинениями. Ведь вы ничего не помните. Скажу лишь, что этот мир создал не я. И будь моя воля, я бы все это прекратил мгновенно. Однако, это мне одному не под силу. Поэтому я хочу сказать вам на будущее. Если у вас будет дилемма, что делать — строить свое уютное счастье со шторами и образом сына в самосборе. Или помочь всему человечеству. То вспомните всех тех, кто гибнет каждый день в этих самых самосборах. И тех, кого приходится умерщвлять после фрактальной установки, чтобы другие, те, которые все еще живут, имели эту возможность жить.