Сквозь затихающую стрельбу послышалось бульканье.
— Сука! — выругался Георгий. — Какого черта ты разлегся?! Вставай! Бегом туда!
Он через силу поднял на ноги шатающегося Андрея и толкнул его вглубь коридора, пока остатки быстро мельчающего отряда сдерживали натиск. На заплетающихся ногах одуревший Андрей прошел несколько метров, уронил автомат, оперся на стену и попытался идти, рукой держась за бетон. Другой он крепко сжимал портфель. Смолк еще один ствол. Упало чье-то тело. Самосбор хищно ревел, пробуя на вкус новую жертву. Ноги отказывались идти. Андрей упал на пол и из последних сил повернулся к проходу. Осталось трое ликвидаторов. Чернота сгущалась. Уже двое. В свете последних фонарей виднелись немыслимые силуэты, порожденные самосбором. Вот уже остался один Георгий готовый стоять один против целого гигахруща. Его разрубило пополам. И тьма кинулась за последним выжившим. Андрей опустил веки.
Безумная какофония внезапно прекратилась и одновременно в лицо ударил яркий свет будто от заводского прожектора. Андрей закрылся рукой и стал медленно открывать глаза, чувствуя боль от резкого света. Весь коридор был залит теплым желтым светом. Сердце волнительно билось в груди. Он попытался проморгаться и медленно убрал руку от лица. Прямо перед ним стоял его сын.
— Здравствуй, — спокойно поздоровался он.
— Здравствуй, Коля, — слабым голосом ответил отец, тяжело дыша. — Я что, теперь тоже в вашем мире?
— Нет, ты все еще в гигахруще.
— Ты пришел меня спасти?
— Я пришел повидать тебя. Потому что обещал.
Лежа на полу, Андрей смотрел на светящийся силуэт сына. Он мог разобрать только общие черты его лица.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил отец, не зная, что еще можно было сказать.
— Хорошо. Я всегда хорошо здесь себя чувствую.
— Мне рассказывали про твой мир. Мне сказали, что если жить хорошо, то попадешь туда, где ты сейчас.
— Возможно, — сказал Коля и улыбнулся.
— Мама тоже там?
— Она здесь.
Повисла пауза, которая казалась неловкой только лежащему на полу человеку.
— Ты можешь передать ей, что люблю ее? Я все еще люблю ее.
— Она слышит тебя, — он снова улыбнулся.
— И тебя я тоже люблю. Больше всего мира.