То самое чувство

22
18
20
22
24
26
28
30

Потому что, в свою очередь, искренне не понимаю, что тут непонятного. Мне ответ кажется очевидным. Любой мужик, имея выбор из нас троих, по-любому должен предпочесть всем остальным именно Вику. Она выглядит точно так, как девушки в мужских журналах, как жены и подруги знаменитостей – разнообразные блогерши и модели, фитнес и не очень. Да и сама я, будь мужиком, выбрала бы именно ее! О чем в итоге ему и сообщаю со всей уверенностью.

Он усмехается, как-то не по-доброму.

– Неа, была бы мужиком, не выбрала бы. Поверь мне на слово.

Он со стуком ставит чашку на стол, будто ставит точку в разговоре. Но меня такой ответ не устраивает – теперь мне ничего непонятно. И я не унимаюсь:

– Почему?

Мне правда интересно. Я всегда считала себя не ровней Вике, ни во внешности, ни в том, что касается мужского внимания. И вдруг кто-то – при живой Вике, в смысле, находящейся рядом – выбирает меня. Вариантов ответов тут два – он либо большой оригинал, либо я чего-то не понимаю. А чего-то не понимать я ой как не люблю.

– Так почему? – повторяю упорно, видя, что с ответом он медлит или вообще не собирается его давать.

– Ну потому что! – говорит он с раздражением на мою приставучесть. – Для таких девушек существует одно короткое, но емкое и исчерпывающее определение. Если умная, сама поймешь какое, а нет – не повезло тебе. Придется спросить у кого-то другого. Не хочу пачкаться о…

Он не договаривает фразу, но это и не нужно – вряд ли бы я услышала ее окончание. Потому что мгновенно, против воли, заливаюсь краской – о какое именно ёмкое определение он не хочется пачкаться, догадаться нетрудно, и мне становится неожиданно обидно за подругу. Неожиданно – потому что в глубине души я с ним согласна, сама не далее как прошлой ночью мысленно называла ее едва ли менее оскорбительными эпитетами. Но когда кто-то произносит – ну не произносит, но явственно дает понять, что имеет в виду – это вслух, меня коробит и пробуждает внутри голос протеста.

– А я нет? Не подхожу под это определение? – вздернув подбородок, спрашиваю с вызовом, хотя голос предательски дрожит, выдавая мое волнение. И негодование.

– Оо, женская солидарность попёрла… – морщится он недовольно, но не без лукавой улыбки в уголках рта.

– Ну почему же солидарность? – мне удается унять дрожь в голосе и теперь он звучит ровно, обманчиво спокойно, а я приятно удивлена собственному быстрому совладанию с собой. – Вчера мы были вместе, мы дружим, а старая мудрость "скажи мне, кто твой друг" ничуть не потеряла в актуальности.

– Угомонись, – смеется он. – Хоть сто мудростей выдай, но ты с этой Викой из разных измерений.

– Это твое субъективное мнение. Ничем не подкреплённое. Може…

– Уймись, я сказал, – он резко меня обрывает. – Еще раз говорю – будь ты мужиком, тебе это было бы очевидно и ты не задавала идиотских вопросов. Но если тебе так сильно хочется убедить меня в том, что ты такая же, как твоя Вика, – раздражение из его голоса моментально улетучивается, он гадко улыбается и вальяжно откидывается на спинку дивана, – можешь приступать. Мои колени и губы временно свободны, и я готов узнать о тебе что-то новенькое. Тот случай, когда я с радостью поменяю свое мнение.

Он улыбается еще шире, зрачки почти полностью скрыты прищуренными веками, но оставшуюся узенькую щель я вижу, что глаза его азартно блестят.

От такого поворота кровь приливает к щекам еще сильнее, я наверняка становлюсь пунцовой, но пенять не на кого – сама напросилась, и была при этом весьма настойчива. Вот и отдувайся теперь за свой длинный язык.

– Моя мама – первый заместитель прокурора области, папа – капитан внутренней службы ГУФСИН, а я собираюсь поступать в Академию МВД, – сообщаю я после неприлично долгой паузы, во время которой мучительно придумываю, как буду выкручиваться из ситуации, но в голову приходит только это.

– Это угроза? – хмурится он, не догоняя, зачем я вывалила на него эту информацию.

– Это то новенькое обо мне, что ты жаждал узнать.