Пламя моей души

Леден отпустил её, вздохнув, и шаг назад сделал, будто торопясь вновь отдалиться. Елица смяла в кулачках концы повоя, неотрывно глядя на него и ожидая хоть какого-то ответа.

— Хорошо, — только и сказал он. — Завтра утром, как рассветёт, здесь встретимся. Больше никого звать с собой не будешь?

Она помотала головой. Никто больше не нужен ей был. Да и никто помочь не сможет. Леден покивал медленно и пошёл обратно. Елица очнулась только, как пропала его рубаха светлая за углом соседской избы. Скорее она вернулась в дом и поспешила спать улечься: вставать рано, да и неизвестно, что ждать на материнском кургане будет. Сколько была она там, ничего особого не чувствовала. А тут… Многое поменялось, теперь на всё что угодно натолкнуться можно.

Утром разбудил её звонкий стрёкот сороки под окном, в густых зарослях рябины. И поспать бы ещё немного, да неугомонная птица смолкать никак не хотела. Всё кружила, кружила, прыгая с ветки на ветку, и оглашала всю округу резкими выкриками. Только никого, видно, голос её не потревожил, кроме Елицы. Она помаялась ещё немного, да решила вставать: толку уж нет засыпать снова.

Собралась быстро, вовсе не обращая внимания на то, что прихорашивается как будто гораздо усерднее, чем в другие дни. И косы чесала она тщательнее, сплетала аккуратней, чтобы пряди блестящие одна к одной легли. И понёву-то выбрала не обычную, дорожную, а ту, что покраше, поновее. Даже колты подвесила нынче нарядные. Как будто и правда в Навью седмицу, что перед Лельником, собралась пращуров чтить на курганах.

Поняла она это только потом, как закончила — и тут же мысль подлая в голове мелькнула, что вовсе не для матушки она так себя обихаживала нынче. Для Ледена старалась. К тому времени, как собралась она выходить, уж встали хозяева. Дала Ждимира с собой и каши — на кургане поднести, чтобы дух уважить, и для Елицы кое-какую снедь: мало ли, на сколько задержаться придётся.

Покуда шла она до липы, всё комкала узелок в пальцах. И неспокойно так было в груди: то и дело жаром обдавало. Короткими душными волнами: как будто на свидание тайком собралась, а не по жальнику ходить. Леден ждал уже, сидя под деревом и уперевшись затылком в шершавый тёмный ствол, который только сильнее оттенял волосы его светлые, что казались теперь почти белыми.

Завидев Елицу, он встал и молча пошёл впереди, будто сам знал лучше, куда идти. Она и противиться не стала — упёрлась взглядом в спину его широкую и поспешила следом. Так и минули они насквозь всю Полянку, вышли за околицу — и по пыльной каменистой дорожке дальше. Там Елица всё ж Ледена обогнала и за собой повела. Свернула по тропке не слишком заметной — через овраг, что будто два мира собой разделял — и прямо в перелесок полупрозрачный, где только, казалось, один молодняк берёзовый да сосновый рос.

— Далёко ещё? — чуть хрипло спросил княжич.

Да отвечать ничего и не пришлось: вышли они снова к месту открытому — а там и видно стало жальник не слишком большой, да уж разросшийся всё равно сильно: за столько-то лет. Были тут и курганы невысокие, и насыпи совсем уж низенькие, полуосыпавшиеся, в которых хранились ещё, верно, урны глиняные с прахом. Шумел вокруг лес старый сосновый: лишь иногда средь бурых, словно покрытых густым загаром стволов мелькали светлые — берёзовые. Откуда-то веяло влагой речной, свежестью ветра, что гулял вдоль её русла. И всё кругом перешёптывалось вполголоса; даже птицы, кажется, не так громко пели в ветвях, словно боялись потревожить души пращуров.

Елица только едва приостановила шаг — оглядеться — и пошла дальше. Скоро вышли они к самому высокому здесь кургану — его было видно издалека. Леден, сразу распознав, что пришли они куда нужно, вновь впереди оказался, заторопился к усыпальнице: уж настолько, верно, ему хотелось узнать, есть ли там что — а может, снова пустота одна. Елица почти на бег сбилась, пытаясь его нагнать. И чуть в спину ему не ткнулась, как он резко остановился. Княжич обошёл вкруг кургана неспешно — и ничего спрашивать у него не хотелось: так сосредоточен был. Но после лицо его посмурнело совсем, словно тени от туч по нему пробежали. Он остановился и вздохнул глубоко, а после к Елице повернулся, которая так за ним и ходила всё это время.

— Нет здесь ничего. Не чувствую.

Не пронеслось в груди разочарования или злости от того, что снова оказался этот путь бесполезным. Наверное, Елица на самом деле и ждала, что в усыпальнице матери не найдётся того, что они ищут. Приехала она сюда скорее за другим. За ответами и, возможно, подсказками, что делать дальше.

Княжич удивился, кажется, её невозмутимому виду.

— Подожди меня, — она сжала пальцы на его твёрдом запястье и отпустила.

Взобралась на вершину кургана и оставила там требы, что были для того подготовлены. Посидела немного, то глядя вдаль, на полосу бора соснового, то вниз — на Ледена, который уселся подле холма, удручённо свесив голову.

И хотела Елица обратиться к матери, да всё слов не находилось. Будто ветер свежий, который тревожил край повоя, выметал все нужные мысли из головы, развеивал вокруг — по живым лугам, средь деревьев, что качали неспешно кронами. Не здесь нужно с Милиславой говорить. Не так. Да тот путь, что Елица перед собой сейчас видела, мог оказаться опасным. Только вот делать нечего.

Она спустилась к подножию снова, тронула легонько Ледена по спине, погладила, ощущая изгибы мышц его.

— Проведи меня в Навий мир, Леден, — шепнула, как только он заметил её возвращение и повернулся к ней. — Прямо сейчас проведи.

— Задумала всё ж что-то, — он неожиданно усмехнулся. — А говорила вчера, что нет.