— Мне Чаян Светоярыч сказал. Xватит, сказал, её изводить уроками. На первый раз.
Чаян только пальцы сжал крепче на талии Елицы. А она и хотела бы отойти от него, да боялась просто упасть, словно сноп опрокинутый ветром.
— Ясно… — уронил Леден.
Дёрнулся кадык на шее его, словно горечь какую неприятную он сглотнул. А после просто по тропе назад отправился. Брашко сморщился досадливо и за ним поспешил, в чём-то ещё тихо оправдываясь — не разобрать.
— Прости меня, Елица, — тихо пробормотал Чаян, прижимаясь губами к её макушке. — Что довёл до такого.
Она накрыла его ладони своими, сжала и убрала с пояса, отходя наконец от него. Только одним усилием он ещё попытался удержать её руки в своих, но отпустил. И отголоском горячим пробежалось по телу воспоминание, как обнимал он, как блуждал губами по коже, словно вкус её познавал, запомнить хотел. И как ладони его скользили там, куда она не должна была его допускать. Вжимались, ласкали, заставляя принимать их и жаждать большего — немедленно. Сама она виновата. Не совладала с собой, возжелала ласки и тепла его щедрого — забрать всё себе, окунуться в него с головой. И поплатилась тут же.
— И ты прости меня, Чаян, — проговорила она наконец. — Что обманула. Боянку позови. Пусть придёт.
Она двинулась обратно на полянку ту малую, истоптанную, прислушиваясь к тому, что позади происходит, надеясь, что даст ей княжич одной до места дойти. Оставит хоть ненадолго. И он понял всё — не поторопился следом, не стал навязывать свои внимание и заботу. Вздохнул с тихим рычанием, всё ещё злясь неведомо на кого: то ли на неё, то ли на себя, а может, и на Радима — и пошёл в другую сторону.
Елица дошла до реки — сама не заметила, как. Прямо в рубахе спустилась в воду по берегу покатому, не обращая внимания, что холодная она ещё поутру — впивается иголками по всему телу. Скрылась по грудь, зачерпнула ладонями влаху бодрящую и умылась, смывая слёзы непролитые, следы губ Чаяна — повсюду. Охладила щёку полыхающую. Скользило неспешное течение по бёдрам, трогая их колышущимся подолом, сруилось между ног, по талии, по спине, что огнём горела.
Будто из страшной дали услышала, как окликнула её челядинка — и вышла на берег.
— Вот, я и захватила обтереться, — затараторила та взволнованно. — И переодеться. Вот знала как будто, что ты искупаться захочешь, княжна.
Елица стянула с себя мокрую рубаху, сдёрнула перевязь сползшую под тяжестью воды. Боянка, осторожно промакивая тканью влагу с кожи, обошла её по кругу и ахнула, как глянула на спину.
— Что там? — Елица попыталась посмотреть сама, да не сумела, конечно, так шею вывернуть.
— Дык кровь снова идёт. Ой, много.
— Скажешь тоже.
Боянка, тихо ворча, закончила вытирать Елицу и подала чистую одёжу, успев-таки перевязать ей спину снова. А после сели они вместе на траву. Челядинка взяла гребень, который достала из поясного кошеля княжны и принялась ей косы расплетать, расчёсывать. Медленно, осторожно. Елица будто задремала с открытыми глазами, не думая ни о чём больше. Просто глядя в приветливую, прозрачную даль. Чувствуя, как согревает колени Дажьбожье око, как омывает лицо теплом своим — для всех предназначенным. За которое никто не бьётся, потому как его на всех хватит с лихвой. Для всех внуков Богов, кем бы кто ни был.
Скоро отпустило последнее напряжение — и в животе тут же заурчало от сосущего голода. Едица дождалась, как закончит Боянка плести ей косы и повязывать на них узорные, расшитые бисером накосники — надо же, и их прихватила. Даёт о себе знать служба давняя в тереме Остёрском, подле княгини — всё предусматривает заранее. Вместе они встали и вернулись в становище затихшее, погружённое будто бы в неведомую скорбь. Братья Светоярычи и сидели друг у друга на виду, да не смотрели один на другого, будто нарочно отворачиваясь. Копошились отроки, сворачивая шатры и тихо о чём-то разговаривая.
Елица окинула взглядом поляну, посмотрела на лошадей, в тени леса стреноженных.
— А Радим где? — спросила неведомо у кого, зная уже ответ.
Чаян тряхнул головой, откидывая со лба волосы. Переглянулся с братом — и тот лишь хмыкнул тихо:
ebooksa