Болонский процесс в России. Взгляд со стороны
В конце 2007 года на международной конференции «Образование объединяет. Общие ценности — общее будущее» с докладом о ходе Болонского процесса в России выступила сотрудница Французского института международных отношений Т. Кастуева-Жан, поделившаяся итогами собственного исследования. Она отметила чрезвычайно низкую информированность и преподавателей, и студентов о сути и целях предполагаемых реформ — через 4 года после того, как Россия подписала Болонскую конвенцию, и за три года до того, как процесс должен был в основном завершиться. Многие собеседники французской исследовательницы понимали этот процесс не как «создание понятной и сопоставимой системы степеней, но как унификацию содержания образования, подчинение какому-то единому европейскому стандарту».
Обязательные по Болонскому соглашению приложения к дипломам на английском языке с описанием прослушанных курсов в 2005 году получили 2 % выпускников, в 2008-м — добавим последние данные — их выдавали только 68 вузов, только по требованию выпускника и «за отдельную плату», хотя по закону, принятому в 2007-м, их должны выдавать повсеместно и бесплатно. Система кредитных единиц (позволяющая оценивать в сопоставимых единицах изученное) используется в 60 вузах и только применительно к 10–15 % учебных курсов.
Переход на двухступенчатое образование предполагает серьезную перестройку обучения: каждая ступень должна содержать целостный и законченный цикл образования, о чем и свидетельствует диплом бакалавра или магистра. Более половины вузов учат так же, как учили прежде, и выпускают, как прежде, «специалистов», а не бакалавров и магистров; в остальных вузах болонская система шизофренически соседствует с традиционной. «Специалитет» (традиционное обучение) составляет 92,4 %, бакалавриат — 7, магистрат — 0,6 %. Это статистика, приведенная французским экспертом; на самом деле все обстоит еще хуже, поскольку во многих «продвинутых» (то есть заявивших об участии в Болонском процессе) вузах никакой реорганизации обучения не происходит, в конце 4-го курса студентам выдают бумажки, что они теперь бакалавры, и они дружными рядами направляются «в магистратуру» дослушивать оборванную традиционную программу.
Еще один из пунктов обязательной программы «по-болонски»: каждый студент должен хотя бы один семестр поучиться в университете другой страны. Но, как утверждает французский эксперт (и свидетельствует статистика), «мобильность между Россией и странами Европы слаба. В последнем российском докладе упоминается, что ежегодно 2000 студентов, аспирантов, преподавателей, научных работников проходят обучение за рубежом. Напомню, что общее количество только студентов в стране на сегодня превышает 7 миллионов человек. Процент российских студентов за рубежом сегодня, по данным ЮНЕСКО, — один из самых низких в Центральной и Восточной Европе. Иностранные студенты в России составляют лишь 1 % от их общего числа. А европейские студенты составляют 8,1 % от этого 1 %. То есть то, что декларировалось как одна из основных целей, развито слабо и касается лишь малой части студенческой массы. То же касается и мобильности преподавателей, а также внутренней мобильности между самими российскими вузами».
Т. Кастуева-Жан так оценивает идеологическую подоплеку этого не вполне осознанного саботажа реформ: «Болонский процесс концентрирует в себе все противоречия и амбивалентность российско-европейских отношений. Процесс, который был запущен по политическому решению руководства страны без предварительных дебатов в обществе, демонстрирует все трудности России примирить два представления о себе: с одной стороны, как о наследнице традиций советского прошлого, берегущей национальную специфику, а с другой, полноправного члена европейского сообщества. В этой сфере, как и во многих остальных, Европа воспринимается одновременно и как шанс, которым нужно воспользоваться, и как соперница, которая оттягивает на себя интеллектуальные ресурсы страны».
Кризис и судьба российского образования
Эмоции ловко подменяют нам цель на похожую, но нам не нужную.
Когда же мы твердо держим цель, исчезают и эмоции.
Рассуждать, говорить и писать об образовании — дело увлекательное и приятное.
Во-первых, очень велика аудитория. Помнится, еще классик считал, что все понимают в медицине, образовании и воспитании детей.
Во-вторых, трудно сейчас найти более животрепещущую тему. «Эксперимент» по введению Единого государственного экзамена (ЕГЭ) в среднюю школу в качестве выпускного и в высшую в качестве вступительного затронул более 35 миллионов человек. Это ученики, учителя, родители, преподаватели, профессора, руководители различных рангов. Согласитесь, не просто провести эксперимент, затрагивающий такую массу народа, не обнародовав ни разу его результаты. На первый взгляд кажется невозможным проигнорировать мнение десятков миллионов человек, учителей и ученых, вал протестов в прессе, результаты обсуждений в Государственной Думе, Совете Федерации, Общественной палате. Но это немыслимое происходит на наших глазах.
В-третьих, поскольку ни логика, ни аргументы, ни доводы разума, ни анализ отечественного и международного опыта не могут поколебать позицию
Министерства науки и образования (оно вновь и вновь оказывается в подавляющем меньшинстве и уверенно вершит задуманное), то можно писать одно и то же.
Постараемся избежать этих соблазнов. Отбросим эмоции. Воспользуемся тем, что происходящий на наших глазах кризис многое прояснил, стал своеобразным «моментом истины». В российском образовании, говоря словами Ф.М. Достоевского, наступило время «последних вопросов». Их-то мы и постараемся обсудить. Обсудить для того, чтобы правильно поставить задачу, которую должна была бы решать Россия в области образования. Математики считают, что правильная и точная постановка проблемы — половина пути к ее решению.
ebooksa