– Эй! Я еще не Самойлова!
– Да куда ты теперь денешься, – он усмехнулся. – Ты теперь моя. Моя самочка звероящера.
– Что? Колька, ты охренел! Только ты можешь обозвать девушку самочкой!
– Ну, а что в этом такого? Не самец же? Самец звероящера – это я. А ты…
– Прекрати! – Люба не знает, плакать или смеяться. – И вообще, я биологически не отношусь к звероящерам!
– Почему это?
– Потому что! У меня нет чешуи! И хвоста!
– Нет хвоста? – У него такая улыбка, что Люба тут же начинает подозревать подвох. – А если найду?
– Нет! Нет. У меня. Хвоста.
– А я проверю. – И без предупреждения он…
– Коля! Перестань! Чёрт… Бесстыжий… Нет! Нет… Чуть ниже. И нежнее. Да. Вот так. Вот та-а-ак…
Они целуются, пока он ласкает ее – интимно, нежно, так, как позволено только самому-самому, единственному. И потом берет ее – тёплую и сладкую после оргазма.
Засыпают они, крепко обнявшись.
Если новогодний сценарий хорош – то зачем от него отступать? И новогоднее утро тоже не стало исключением. И проснулся Ник под чужим взглядом. И чей это был взгляд!
Он сонно поморгал, чуть повернул голову, рядом сонно заворочалась Люба. Картина не поменялась. В дверях стоял, сложив руки на груди, Любин отец. Охтыжёлкипалки! Что сейчас будет…
Ник сделал единственно возможное в данной ситуации – попробовал разбудить свою соседку по постели.
– Колька, перестань щипать меня за попу, – недовольно промычала Люба, не открывая глаз.
Ник похолодел. Всё становилось еще хуже!
– Ты разве не знаешь, что принцесс положено будить поцелуем?
Он попытался донести всю серьезность ситуации до своей свежеобретённой невесты. Она не оценила. Но хоть глаза открыла.