Когда они отстранились, Горка поднял брови и с невинной улыбкой сказал: «Вау». На ее лице появилось выражение, которое оказалось трудно прочитать. Это был и восторг, и отвращение, и счастье, и ярость, и все вместе в одной гримасе. Например, если вы смешаете все краски палитры в стакане и поболтаете там кисточкой, то получится очень странный оттенок, который трудно классифицировать. Его обычно называют «цвет детской неожиданности». У Паулы, конечно, не было выражения лица «цвета детской неожиданности», нет: щеки девушки раскраснелись, она улыбалась, но была в замешательстве из-за случившегося. Однако неожиданный поцелуй ей понравился.
Не говоря ни слова, Горка взял девушку за руку и повернулся к Самуэлю и Нано, которые еще читали рэп (Самуэль успел присоединиться к брату). Он не отпустил ее. Горка вел себя так, словно они были возлюбленными на всю жизнь, а Жанин, которая наблюдала за ними из другого конца комнаты, искала в глазах у Паулы ответ на вопрос: «КАКОГО ХРЕНА ТЫ ДЕЛАЕШЬ?»
Паула просто пожала плечами и продолжала вести себя как ни в чем не бывало. Они, наверное, выпили слишком много, и ее восприятие реальности и собственных границ стало немного размытым. Как можно перейти черту, если ты не видишь ее четко? Ты чувствуешь, что правильно, а что нет, но все настолько туманно, что лучше не пытаться вписаться в установленный шаблон. В конце концов, это было то, чего Паула требовала от себя: быть собой, плыть по течению, не анализировать, стремиться к активности, проявлять инициативу. Поэтому возбуждение, которое она почувствовала от поцелуя с Горкой / Самуэлем, вылилось в следующее: она шепнула на ухо другу, чтобы он увел ее отсюда. Тот кивнул и, не отпуская ее руки, направился к выходу. Вот так Паула и ушла из дома парня, которого любила.
Знаете такую игру на ярмарке, когда нужно попасть теннисными шариками в широко открытый рот клоуна, нарисованного на деревянной доске, чтобы выиграть плюшевого мишку? Лицо Жанин было точно таким же. Недоуменное, с широко раскрытыми глазами, которые только что видели, как два ее лучших друга обжимаются на вечеринке и уходят вместе, вероятно, чтобы… ну… вы понимаете.
Это был не первый раз, когда Паула оказалась в комнате Горки. Далеко не первый.
Она часто навещала его, родители Горки ее отлично знали, но подростки никогда не оставались наедине. А сейчас молодые люди нервничали и переживали. Они знали, зачем пришли, и не могли поверить, что это действительно произойдет. Он столько раз прикасался к себе, думая о ней и лежа в кровати, на которой она сейчас сидела. А у нее на уме было только одно: Самуэль. Она знала, что хочет сделать это, и понимала, что поступает немного жестоко, используя друга как сексуальный инструмент, как объект, и было очень жаль, что ни у одного из них не хватило смелости сказать: «Что мы делаем!»
Но он спросил лишь: «Хочешь, я выключу свет?» – имея в виду электрическую лампу, которая озаряла все их страхи.
Она кивнула, он нажал на выключатель, снял футболку и прислонился к шкафу, закрыв своим телом половину плаката с изображением испанского мотогонщика Дани Педроса. Горка не был геем, ему просто нравились мотоциклы.
Паула стянула майку так, как будто не в первый раз делала это перед парнем, а он стащил брюки и остался в обтягивающих боксерах. Они не оставляли места для воображения, да и ситуация была очень пикантна. Свет лавовой лампы (Горка родился не в девяностые годы, но у него была лава-лампа) усиливал тени на маленьких квадратиках его пресса, и Паула уставилась на тело друга, что на несколько секунд отвлекло ее от мыслей о Самуэле.
– Я могу к тебе подойти? – колебался Горка.
– Конечно, – ответила она.
Он продвигался медленно, с полуулыбкой, как ребенок в День волхвов, когда ранним январским утром можно распаковать кучу подарков. Паула представляла себе, что он ляжет на нее сверху, но у Горки появилась другая идея: ночь была длинной, поэтому он встал на колени перед подругой, умудрился снять с нее юбку, а затем хлопковые трусики из набора «Женский секрет» (три пары в одной упаковке), развел ей ноги, нежно глядя в глаза, и спрятал между ними голову… и в этот момент язык Горки, как по волшебству, стал языком Самуэля, в комнате больше не было ничего от Горки, был только Самуэль и Паула, и она теряла девственность с тем самым парнем, который сводил ее с ума. Никто никогда не целовал ее там, никто никогда не прикасался к ее интимным местам, и она не собиралась прерывать эту сцену.
Ей было не очень удобно, она чувствовала себя не слишком чистой, но ничего уже не имело значения: если он хотел именно этого, пусть продолжает, потому что ей очень приятно.
Она позволила ему проделывать все это еще некоторое время, а потом и повторить, но, когда почувствовала, что может кончить, и финал действительно близок, предпочла приподнять ему голову, что внезапно по-настоящему ее смутило.
Горка встал перед Паулой и без стеснения, без всяких глупостей или легкомыслия, стащил боксеры.