– Почему ты отстраняешься? – спрашиваю я, понимая, что не имею на это права. Не тогда, когда мир погружен в полнейший хаос. Не тогда, когда все вокруг переворачивается с ног на голову. Не тогда, когда я даже не знаю, чего я хочу от Финна. Но во всяком случае, он мой друг, и при мысли о том, что я могу этого лишиться, мое сердце разрывается от боли. – Почему ты не пришел вчера ночью?
Он опускает руки, долго смотрит на покатую крышу палатки, а потом трет глаза ладонями.
– Ты правда не знаешь?
Я с трудом сглатываю.
– Чего не знаю?
Он фыркает и играет желваками.
– Больше всего на свете я хочу снять с тебя этот халат, – говорит он, прикрыв глаза. – Я хочу уложить тебя на эту кровать и узнать, вся ли ты такая же сладкая на вкус, как твои губы и шея.
Я чувствую, как мой живот сворачивается узлом. Он говорит такие вещи, которые, да помогут мне боги, я хочу услышать. Но в это же время он делает еще один шаг назад.
Его взгляд скользит по моему лицу, вниз к халату, затем возвращается к шее.
– Я не могу забыть твой вкус. И постоянно думаю о том, как ты стонешь, когда возбуждена.
По моим венам течет самое настоящее пламя, а мое дыхание становится прерывистым.
– Я помню, как ты плавилась в моих объятьях. Я думаю об этом каждый день.
Я не могу дышать. Я тоже думала о той ночи. Я была одурманена наркотиками, но похоть, желание, влечение к Финну – это я чувствовала и без вина. Чувствовала всегда. Я делаю шаг вперед, подхожу к нему так близко, что, чтобы коснуться его, достаточно только протянуть руку.
– Финн…
– Я не собираюсь притворяться, что не хочу тебя и что не думаю о тебе каждую секунду. Это оскорбительно для нас обоих. – Он сглатывает, и его взгляд опускается с моего лица на вырез моего халата. Его рука следует по тому же пути, скользит вниз по моей шее и по ключице, между грудями и он сдвигает шелковистую ткань в сторону.
Он проводит большим пальцем по выступающей части моей груди, и меня пронзает такое сильное удовольствие, что я не сразу понимаю, что он делает – где его рука скользит по моей коже. Его большой палец обводит татуировку с руной, которая символизирует мои узы с Себастьяном. – Абриелла, я так сильно хочу тебя. Больше, чем я думал. Больше, чем это возможно. Больше, чем я могу признать. Но пока ты связана с ним узами, ты никогда не будешь моей полностью. – Он поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза. – А я такой же эгоист, как и те мужчины, что любили королеву Глориану. Ты нужна мне не по частям. Я хочу тебя всю и не собираюсь ни с кем тебя делить.
На его лице написана такая грусть, такое опустошение, что я наклоняюсь вперед и снова касаюсь его губами. Этот поцелуй не такой страстный и голодный, как тот, что мы украли друг у друга на озере. Этот поцелуй говорит, что я слышу его, понимаю и чувствую то же самое.
Когда он отстраняется, я прижимаюсь к нему, инстинктивно желая большего.
Он стонет и заправляет выбившийся локон мне за ухо.
– Я мог бы взять тебя прямо сейчас, принцесса. Но я хочу, чтобы ты потеряла разум от удовольствия – растворилась в нем. Если я все сделаю правильно, у твоих щитов не будет ни единого шанса. Он почувствует тебя, а ты почувствуешь его, и, в конце концов, больно будет всем нам. Вот почему ночью я не вернулся в палатку. – Он опускает руку и делает еще один шаг назад. – Наслаждайся купанием.