Эти спутанные узы

22
18
20
22
24
26
28
30

– Но она все равно была хорошей королевой, – говорит он.

– Жаль, что ей пришлось умереть так рано. – На этих словах Мэб улыбается, и это лишает их всякой искренности. Ясно одно: даже если она и желает блага своему народу, даже если только она может помочь нам спасти ее двор, она не та доброжелательная прародительница, которую я себе представляла. Я правильно делала, что боялась ее.

Я сжимаю руку Финна, желая, чтобы он сделал вдох, убеждая его не позволять ей заманивать его в ловушку.

– Ты точь-в-точь такая же, как моя внучка, – говорит Мэб, ее блестящие красные губы изгибаются в улыбке сирены, когда она поворачивается ко мне.

– Мне сказали, что я дитя Мэб. Так ли это? Я потомок вашей внучки?

– Да. Любимой королевы Рие. Она видела, как все ее дети и дети ее детей были убиты Благим двором, и знала, что не сможет передать корону своим потомкам, не поставив наш род под угрозу полного исчезновения. Поэтому она превратила своего последнего выжившего ребенка в человека. Она отправила девочку в мир людей, спрятала ее, чтобы поколения спустя, в минуты самой крайней нужды, ты могла вернуться в мой двор и спасти мой народ и нашу землю от полного уничтожения.

– Мы думали, что ваш род был прерван, – говорит Финн. – Нам никогда не говорили.

– Были пророчества, – говорит она. – Неужели ты их не слышал? Слухи о королеве, которая придет не из этого мира, уравновесит солнце и тень и положит конец войне?

Я делаю глубокий вдох.

– О королеве?

Об этом пророчестве говорил Себастьян, когда оправдывал свои планы занять трон. Но он верил, что в пророчестве шла речь о короле.

Мэб сверкнула своей красивой жутковатой улыбкой.

– Именно женщины моего рода обладают истинной силой. Разумеется, речь шла о королеве. Твоя мать должна была все тебе рассказать, когда тебе исполнится шестнадцать. А потом, в день твоего восемнадцатилетия магия, подавленная в твоей крови, освободилась бы и обратила тебя. – Она издает звук, который можно было бы принять за смешок. – Если бы ты не заключила узы с сыном Арьи, тебе не понадобилось бы Зелье жизни. Тебе не пришлось бы переживать мучительную смерть. Твоя кровь сделала бы все, что нужно.

Я качаю головой.

– Я не понимаю. Мама была человеком. Если она тоже была вашей крови, почему она не стала фейри в восемнадцать лет?

– Потому что было еще не время, – говорит Мэб. – Ни для нее, ни для кого-либо до нее. Они не были обещанными. Не были тобой. Так что то, что делало ее фейри, было подавлено, точно так же, как было подавлено в тебе и твоей сестре.

Ее слова медленно проникают в мои кости, как будто они всегда были там.

– Мама об этом знала.

– И Оберон тоже. Он узнал это в ту ночь, когда спас тебя, – говорит Мэб. – Его в ней привлекала в том числе ее кровь, хоть тогда он этого и не знал. Когда он смог вернуться домой после долгой ночи в мире людей, он хотел, чтобы она пошла с ним. Она отказала ему, потому что знала, какая ей уготована роль. Знала, что станет матерью следующей великой королевы теней. Она знала, что ты будешь нужна королевству Оберона больше, чем Оберон будет нужен ей. И только когда ты умирала, он наконец узнал всю правду.

Финн опускает глаза и качает головой.