– Ты говоришь так, будто он делает нам одолжение. Позволь мне разобраться с этим.
– Ты однажды сказал мне, что он тебе не враг. Что изменилось? Почему сейчас ты желаешь ему зла?
– Потому что тогда он не уничтожил мой двор своими безрассудными решениями, – огрызается он.
– То есть до того, как он спас мне жизнь.
Финн закрывает глаза.
– Нет, я говорил не об этом.
Я вздергиваю подбородок.
– Твой двор в беде, потому что он спас мне жизнь и привязал силу короны к моему существованию. Называй это так, как хочешь. Это правда.
– Прекрати. Перестань думать, что этому миру было бы лучше, если бы тебя не было.
– Ты же сам сказал, что лучше посадишь Себастьяна на трон, чем будешь смотреть, как двор прекращает свое существование. А если бы я была мертва, он бы сидел на троне. – Я делаю шаг назад и качаю головой. Вот какие мысли не дают мне покоя. – Если бы я не выпила то зелье…
Прежде чем я успеваю понять, что происходит, Финн разворачивает меня и прижимает к стене. Он смотрит на меня сверху вниз, взгляд его серебристых глаз суров.
– Но ты это сделала. Ты выпила зелье и тем самым спасла одну прекрасную вещь в этом мире, полном уродства. Лично я никогда не буду об этом жалеть.
Едва я успеваю понять смысл его слов, как он наклоняется ко мне – и, о боги, жар его мускулистого тела, его губы, касающиеся моих, как будто я лучший сорт вина, а он мечется между враждующими инстинктами – насладиться им или испить его до дна.
Когда он посасывает мою нижнюю губу, я сдаюсь – и целую его в ответ с таким же неистовством. Это не просто поцелуй. Это все, что мы не сказали, слова, написанные нашими устами, нашими телами. Это необузданный гнев, надежда, страх и похоть – все сплетено воедино и накалено до предела. И никакого одиночества. Никаких сожалений. Только вкус насыщенного красного вина на его губах и ощущение его силы, обволакивающей меня, бурлящей у меня внутри.
Мои руки обвиваются вокруг его шеи, а пальцы зарываются в его волосы. Я снимаю с них ленту и перебираю мягкие, как шелк, завитки. Финн отрывает свой рот от моего и оставляет горячие, открытые поцелуи вдоль моей челюсти и под ухом. Он находит место в ложбинке у шеи, то, где он не так давно меня укусил. Его язык скользит по этому месту, и я задыхаюсь, когда жжение удовольствия наполняет мою кровь, а в памяти расцветает воспоминание.
Финн стонет и помещает свое бедро между моих ног, как будто он тоже помнит.
– Я думал, это все мои грезы, – бормочет он. – Но ты еще слаще, чем я помню.
«Перестань. Я люблю тебя. Не надо. Умоляю. Умоляю, прошу, прекрати».
Мое сердце разрывается от боли, боли ужасной и отчаянной. Она не моя, но этого достаточно, чтобы прояснить мои мысли.
Это ошибка.