Этот поцелуй. Эти прикосновения. То, что я таю от его сладких слов. Все это ужасная ошибка – а я уже совершила таких слишком много.
Я отталкиваю его и поднимаю свои щиты, блокируя внезапный всплеск чувств Себастьяна.
Финн не сопротивляется. Он даже не спотыкается. Он просто делает три шага назад, как будто готовился к тому моменту, когда я приду в себя.
Он смотрит на меня, тяжело дыша. Интересно, выгляжу ли я так же развязно, как он, такие ли у меня припухшие губы и отражается ли в моих глазах тот же голод, что я вижу в его.
– Ты не можешь меня целовать. – Мой протест звучит слабо. Вымученно. Наверное, потому что так оно и есть.
Финн делает долгий, прерывистый вдох, и я практически вижу, как он берет себя в руки.
– Не хочу тебя расстраивать, принцесса, но не только я целовался.
– Что ж, и я не могу тебя целовать.
Он поднимает бровь:
– С чего это вдруг?
«Потому что я не могу ясно мыслить, когда ты прикасаешься ко мне. Потому что я больше не дам себя одурачить. Потому что было бы слишком легко поверить твоим сладким словам и позволить себе влюбиться в тебя. Потому что у меня все еще есть то, чего ты хочешь, и я не могу поверить, что ты хочешь меня больше, чем эту силу».
Я слишком неуверенна, слишком уязвима, чтобы поделиться с ним любой из этих причин, поэтому я выбираю ту, которая, как я знаю, ударит по нему сильнее всего.
– Потому что я связана узами с Себастьяном.
Финн не двигается, физически не ощетинивается, но я вижу перемену в его глазах. Как будто закрылась дверь.
– Интересно.
Я сжимаю губы, но ничего не могу с собой поделать. Я заглатываю наживку.
– Что?
Он пожимает плечами.
– У Миши сложилось впечатление, что ты больше не хочешь быть связанной. Что надеешься найти способ разорвать узы.
Я фыркаю.