Но бывает и так, что клаустрофобия действительно связана именно с замкнутым пространством.
Вы замечали, что для некоторых людей сделать МРТ – это настоящая проблема, в то время как другие вообще без усилий могут пятнадцать минут полежать неподвижно? Казалось бы, что в этом такого? Ну лежишь ты, отдыхаешь. Ну да, нельзя двигаться какое-то время, ну и что? После появления на свет мы часто бываем физически неподвижны. В этот момент нас обнимают родители, целуют, говорят ласковые слова, смотрят нам в глаза.
Наша нервная система учится, что неподвижное состояние безопасно и приятно. Оно может приносить удовольствие. В нем можно выключить внутренний механизм защиты и довериться человеку, который держит нас в неподвижном состоянии.
Лучший пример – кормление грудью.
Ребенок подрастает, начинает ходить, бегать, набивает первые синяки и несется, расстроенный, к родителям. Они обнимают дитя, прижимают к себе. Говорят слова утешения и любви. В объятиях родителей он неподвижен, но чувствует себя любимым и защищенным.
В этот момент у него формируется система социальной вовлеченности. Он видит в других людях источник помощи в стрессовых ситуациях.
Физически такой ребенок способен находиться в состоянии неподвижной безопасности. Позже он сохранит эту способность: например, сможет «уткнуться носом» в любимого человека и получать удовольствие от физического контакта, находясь при этом в полной неподвижности.
А что, если вместо объятий и ласковых слов ребенок слышал лишь критику? Что, если его негативные эмоции вызывали еще более негативные эмоции у окружающих? Что, если ребенок подвергался наказаниям, связанным с неподвижностью? От «ремнем выхожу, чтобы знал» до «стой в углу и не смей выходить, пока я тебя не выпущу»?
Что, если ребенок подвергался болезненным медицинским процедурам, будучи зафиксированным в состоянии неподвижности, и при этом не получал эмпатию, успокоение и ласку?
Что, если ребенок был жертвой сексуального абьюза?
В таких случаях психика связывает неподвижность со страхом, а страх – с угрозой.
У человека нарушается социальная Я-интеграция: в окружающих людях он начинает видеть угрозу, ведь она исходила даже от самых близких. Такой ребенок вырастет, и для него неподвижность станет невыносимой, он воспримет ее как источник угрозы.
Кстати, это объясняет, почему многим людям с аэрофобией в самолете легче ходить, чем сидеть. Им же очень сложно дается МРТ. И, как видите, дело тут совсем не в МРТ. И не в самолетах.
Как мы уже обсуждали в начале книги, у человека есть древний, так называемый рептильный, мозг. Рептилии всегда реагируют на смертельную угрозу замиранием. Так они пытаются сделать вид, что мертвы, и спастись.
У человека рептильный мозг включается, когда недоступны более продвинутые его уровни. Например, такая часть думающего мозга, как система социальной вовлеченности («ты можешь рассчитывать на помощь и поддержку других»). Если эта система выключена, то человеку остается использовать древний рептильный мозг, для которого неподвижность – синоним смертельной угрозы.
Что можно сделать?
1. Если ваша клаустрофобия – результат страха панической атаки, от которой невозможно сбежать, работайте с паническими атаками. Глава 7 этой книги посвящена им.
2. Если в вашей психике прописано, что неподвижность опасна, то нужно научить ее обратному. Спросите себя: «Что я могу сделать прямо сейчас, чтобы помочь моей нервной системе прописать новую нейронную связь “неподвижность значит – безопасность”?» Пусть это будет самый маленький шаг, но все же сделайте его.
Аэрофобия
Страх перед полетами на самолете – это одно из самых частых проявлений тревожности. Все три иллюзии, с помощью которых тревожный человек обеспечивает себе ощущение защищенности, в самолете недоступны.
ebooksa