Однажды, в разгаре великого спора — о чем, вы знаете, — со стороны противников выскочил какой-то резник Шмуил и подал донос…
Так и так: «Он» — мол, да продлит Бог дни его, завел правление, «он» крамольник и… и так дальше… и т. д… без конца.
А как только узнали о доносе, Шмуил резник тут же скрылся. Все подумали: это «Он» изрек приговор и земля его проглотила… И страх стал проходить, как-то легче стало на душе: Пусть погибнуть! — думали все — «Он», уж, конечно, всех сотрет в порошок, и даже ходатая в губернию не послали к исполнительной власти!
И вдруг, ни с того ни с сего, окружили его дом! «Он» с трудом через окно выбежал…
И он, да продлит Бог дни его, вынужден был, жить в изгнании… И он скитался, бедный… От одной общины к другой… Всюду и везде одни враги…
Однажды, полночной порой, он, да продлит Бог дни его, прибыл в какой-то городишко и не знал, куда ему постучаться. Пробирается он от одного дома к другому… Евреи живут, но какие евреи? Из одного окна до него долетает полуночная молитва, и по голосу он узнает, что эта молитва «наших», огненная молитва, до неба доходящая.
Постучался он, стало тихо, но никто не открывает.
На всех, понятно, страх напал. На дворе стояла тьма кромешная, а дождь лил, как поток… Городишко какой-то захудалый… В году две ярмарки: весною и осенью, а в прочие месяцы ни живой души.
Что остается подумать, когда в полночь вдруг стучатся? Разбойники! И все чуть не умерли со страху.
Тогда он крикнул:
— Еврей! еврей!
И свершилось чудо! Это таки были наши люди, они узнали его по голосу. От радости затряслись они, и руки у них задрожали так, что они не могли ключа повернуть.
Там понятия не имели о доносе — думали, что это он так, проездом… И вместо радости и веселья — горе и уныние!
«Спрячьте меня!» — говорит он.
Шутка ли? Поди спрячь «его», да так, чтоб не нашли!..
И вдруг чуть свет, задолго до утренней, молитвы опять стук! Пришли пригласить его в крестные отцы на обряд обрезания.
Он принимает приглашение! Спасение души на первом плане! Вы можете себе представить, какое торжество там было! Стар и млад, от раввина до самого последнего человека. А ему, да продлит Бог дни его, подают язык. В ту пору он любил язык… А может быть это имело особый смысл, ибо теперь он как раз не ест языка… Одним словом, ему подали, он хочет попробовать, подносить ко рту и вдруг как закричит:
«Падаль, трефное!»
И это был крик, надо вам сказать, вы ведь знаете его голос!
Шум, гам, суматоха!
ebooksa