Мрачные сказки

22
18
20
22
24
26
28
30

Калла

Книги, найденные мной в саду, и дневник, обнаруженный Тео под матрасом на нашей террасе, были оставлены не случайно, а преднамеренно – чтобы о двух людях, которым эти вещи принадлежали, не позабыли.

Солнце уже клонится к западу, а я стою на крыльце, провожаю взглядом Тео, шагающего к сторожке, чтобы заступить на смену, и в моей груди бурлит беспокойство. Как крик, нарастающий по громкости. Мне бы очень хотелось, чтобы Тео остался со мной. Но мужа будет ждать Паркер. А нам необходимо делать вид, будто ничего не случилось, что мы ничего не нашли в нашем доме, даже хлебных крошек, как в готической сказке.

Едва Тео исчезает из виду, я силком заставляю себе пройти по дому к задней двери, выхожу на улицу и снимаю белье с веревки, натянутой между двумя вязами. Вещи хлопают на ветру. Но ночь выдалась теплой, даже чересчур. А может, меня просто кидает в жар от мыслей, бушующих в голове.

Собрав белье, я ставлю корзину на траву и устремляюсь на луг. Я шагаю все дальше и дальше, мимо пруда, жадно втягивая ноздрями воздух, ловя всей грудью ночное небо, пытаясь привести мысли в порядок. Вот я уже дохожу до деревьев. Но размышления о книге не выходят из головы. Я продолжаю думать о тех главах, которые выборочно прочитала, – о девочке, бегущей за Лисом, о девочке, находящей подземный музей. Вне общего сюжета они мне кажутся странными. Книга пугает меня, размазанные иллюстрации страшат, как темный, жуткий лес, в который девочкам не следует ходить.

На небе начинают собираться тучи, они заслоняют собой звезды, и я чувствую себя Элоизой из найденной сказки. Я тоже что-то ищу – какое-то место под землей, которое бы облекло смыслом боль, что теснится в моей груди. Я бреду по тропке вдоль ручья; догорающие вязанки шалфея свисают с пограничных деревьев, ожидая, когда сильный ветер или любопытные птицы сорвут их с ветвей.

Но мой взгляд привлекает еще кое-что. В стороне от тропинки, в нескольких футах от журчащего ручья. прислонившись к вязу, сидит девушка. Моя сестра! У ее ног – лужа крови. Подбежав к Би, я падаю рядом с ней на колени, стараюсь отыскать рану. Но когда я трогаю ее икру, заляпанную ссохшейся кровью, сестра, вздрогнув, поджимает ноги под себя, вытягивает вперед руки и заводит кверху глаза, пытаясь сообразить, что к ней прикасается.

– Это я, – спешу успокоить Би.

Ее рот приоткрывается, но с губ не слетает ни слова. Обняв ее рукой за талию, я помогаю Би подняться. Но стоит ей встать, как она вырывается из моих рук и опрометью бежит по лугу, мимо пруда, к дому.

– Би! – окликаю я сестру, двигаясь следом.

Но она не оборачивается и не отвечает. У крыльца я предпринимаю новую попытку:

– Би, что с тобой приключилось?

На этот раз она поворачивается, дрожащие пальцы хватают перила.

– Деревья продолжают растрескиваться, – отвечает Би.

Ее голос звучит хрипло, как будто она слишком долго рыдала или дышала полной грудью на холодном ветру.

– Мы сожгли шалфей, но пограничные деревья все еще больны.

Сглотнув, Би моргает и переступает с пораненной ноги на здоровую; из раны на ее икре снова течет кровь.

– Я их чувствую…

Я отшатываюсь от сестры, взгляд устремляется на ее руки, запачканные грязью.

– Ты прикасалась к деревьям?