— Где ты была так долго? — спросил он, заглядывая в коридор, где жена оправляла перед зеркалом волосы. Она не ответила и, войдя в комнату, опустилась в кресло с видом уставшего человека.
— Из-за тебя я чуть не остался на улице, — продолжал он, все больше раздражаясь. — Хорошо хоть вспомнил про запасной ключ. А если б его не было?
Она опять не ответила, только кончиками пальцев сжала виски.
— Прошу тебя, перестань! — наконец сказала жена. — Ужасно болит голова. Было собрание, оно затянулось, пока домой дошла…
— Вечно у вас собрания! Черт знает что такое! Сама себя в гроб загонишь. И потом, как-никак у нас семья, а видимся утром да вечером. Неужели ты считаешь, это нормально? Как долго это будет продолжаться? Могла бы подыскать другую работу, свет клином на ней не сошелся.
Она покачала головой.
— Ты же знаешь, я оттуда не уйду. Работаю по специальности, люди мне нравятся, я к ним привыкла, если хочешь знать, для меня они вторая семья.
— Ну, конечно, как же иначе! Что бы я ни говорил, у тебя один ответ. Будто я только о себе хлопочу! Тебе нужно как следует отдохнуть — это ты понимаешь? Кстати, мой отпуск перенесли на ноябрь, так что на юг мы не едем, можешь распаковывать чемоданы. Ясно? Этот проныра Грузит, подхалим этот, сегодня с утра забрался в кабинет к начальнику и целый час ему что-то бубнил. А потом начальник вызвал меня и сказал: «В отпуск пойдешь в ноябре».
— Так что ж, мы в прошлом году были в отпуске летом. Кто-то должен работать, не закрывать же учреждение.
— Но почему этим «кто-то» обязан быть я? Не такая уж ты наивная, понимаешь, что к чему. Задумал продвинуться, что-то получить, без подхалимства не обойдешься: сначала на животе поползай, потом на карачках. Мы себя во всем ограничиваем, по копейке собирали, вступая в кооператив, и вот получили эту конуру. А Циприкис? Только из Риги явился, ему тут же двухкомнатную в новом доме, и безо всякого пая. На блюдечке поднесли. Примите, сделайте одолжение. Даром. А я что, человек второго сорта? Обязан покупать квартиру за собственные деньги? А?
— Почему ты говоришь это мне? Скажи Циприкису. Скажи Грузиту. Скажи начальнику.
— Ну, знаешь… Почему? Да потому, что ты моя жена. Или по-твоему, между нами должны быть секреты?
— Какой ты мелочный, раньше я не замечала… Не пустили в отпуск, и тебе уже кажется, что все кругом проныры, подхалимы… Иногда ты точно… дикарь.
— Вот как! Ну, спасибо. Жаль, не пришла пораньше, тут под окном на эту тему толковали две старухи. Бесплатный спектакль, стоило послушать. Очень даже стоило. Тогда б ты знала, что такое… дикарь. Скажи, я хоть раз за всю нашу жизнь… хоть раз ты видела меня пьяным? Дикарь! Уж ты-то могла бы приберечь свои насмешки, и так приятели потешаются: подкаблучник, говорят, от жены ни на шаг. А теперь я пойду и напьюсь. Хватит!
Она встала, подошла к мужу, прижалась к нему. Он почувствовал, как она вздрагивала, будто в ознобе, как утирала слезы.
— Юрис, — сказала жена, немного успокоившись. — Юрис, я боюсь. Так боюсь…
— Чего ты боишься?
— Боюсь, не прожить нам долго вместе.
Она отступила к окну и повернулась к мужу спиной. Жена казалась такой беспомощной, уставшей, худые плечи ссутулились, словно от непомерной тяжести, и сама она выглядела постаревшей лет на десять. И Пуполу стало жаль ее. Но он уже одевался. Одеваясь, ждал, что жена позовет, попросит остаться, ну, хотя бы что-нибудь скажет. Но она молчала. Выходя в коридор, он оставил дверь приоткрытой, все еще надеясь услышать эти слова. Но жена молчала. Уже на лестнице он остановился, прислушался. В квартире все было тихо.