Вор

В его взгляде читалось: по его мнению, со мной всю жизнь только и случались происшествия одно другого ужаснее.

Он что-то хмыкнул и, слегка пришпорив лошадь, выдвинулся вперед, подальше от меня.

Поль по-прежнему держался рядом со мной. Я украдкой покосился на него через плечо и наткнулся на каменный взгляд. Съел апельсин и стал прислушиваться к разговору волшебника с Софосом и Амбиадесом. Он их о чем-то расспрашивал. Велел Софосу рассказать о характерных признаках эвкалиптовых деревьев. Софос долго рассуждал о том, о сем, вспоминал, плодоносят они или нет. Я почти ничего не уловил из его рассказа, но, видимо, он отвечал правильно, потому что волшебник сообщил, что доволен. Амбиадес с оливковыми деревьями показал себя гораздо хуже, и волшебник остался недоволен. Амбиадес на лошади слегка отстранился от волшебника, и я понял, что тычки по голове увесистой печаткой были здесь делом обычным. Волшебник потребовал правильный ответ у Софоса, и тот его дал, явно стыдясь за старшего приятеля.

– Видишь, Амбиадес? Софос слушал меня гораздо внимательнее. Не хочешь ли высказать догадку, почему видоописание такого рода имеет большое значение?

– Что-то не хочется, – отозвался Амбиадес.

– Все равно попробуй.

– Наверное, для того чтобы знать, где какие деревья сажать.

– Продолжай.

Но Амбиадес больше ничего не смог придумать.

Софос постарался прийти ему на помощь:

– Если увидишь новое дерево и оно будет точь-в-точь похоже на оливу, то сразу поймешь, можно ли есть плоды с него.

– Если оно выглядит точь-в-точь как оливковое дерево, значит, это и есть олива, – огрызнулся Амбиадес. Я привстал на одном стремени и подался вперед, насколько мог. Хотелось посмотреть, зальется ли краской Софос. Так и есть. Покраснел.

– При этом, – указал волшебник, – если ты, Амбиадес, не можешь подробно описать оливковое дерево, то, увидев его, можешь и не узнать. Так?

Я привстал на другом стремени. Теперь покраснел Амбиадес. Да еще и насупился.

– Теперь проделаем то же самое со смоковницами, – продолжил волшебник.

Амбиадес стал наугад блуждать и по этому видоописанию, и я потерял интерес. Усталость одолевала, я съел второй апельсин.

До Эвизы оставалось еще далеко, а я уже выбился из сил. Без конца ныл, говорил, что больше не могу, но никто меня словно не слышал. А еще я проголодался. Сказал волшебнику, что, если мне не дадут поесть, я умру от голода прямо в седле, и он наконец с неохотой развязал выданный мне узелок. Но потребовал, чтобы я разделил его поровну с Амбиадесом и Софосом, не внимая моим заявлениям о том, что они не успели проголодаться столь же сильно, как я.

Амбиадес благородно отдал мне часть своей порции, но сделал это так, что я невольно ощетинился.

Мы пришли в Эвизу ближе к вечеру. Волшебник ворчал, что мы движемся медленнее, чем следовало бы. Он не учел моего виртуозного умения обращаться с лошадьми.

В Эвизе постоялого двора не было, зато была женщина, которая готовила еду для путников, накрывая столы под деревьями на городской площади. Взглянув на снедь – сморщенные маслины и засохший сыр, – Амбиадес и Софос дружно вздрогнули от ужаса, но хлеб оказался мягким и вкусным. В йогурте было столько чеснока, что хватило бы распугать всех вампиров в округе. Но я в конце концов съел почти все, что дали. Когда живешь в нижнем городе Сауниса, трудно стать привередой, а в королевской тюрьме так и вообще невозможно.