Тамада

— Нет.

— Тогда я ничего, да, да, ровным счетом ничего не понимаю.

— У меня есть причина.

— Какая?

— О ней я сказать... Не могу сказать о ней прямо.

— Я — председатель, ты — агроном, оба мы коммунисты. Какие могут быть между нами секреты, недомолвки? Руби напрямик.

— Нет.

— А на нет и суда нет. Странно!.. Теперь, когда жизнь в колхозе чуть наладилась, ты вдруг куда-то собрался сбежать. Блажь! — Она рассердилась. — Ведь ты не на меня работаешь, а на людей, на колхоз. У них и проси разрешения. Иди в партком. Может, тебя там поймут. А я отказываюсь, да, да, отказываюсь понимать тебя.

— Там-то поймут.

— Вот как? Посмотрим. Может, ты устал? Да, да, бывает такое состояние, когда устанешь... весь свет не мил. Поезжай, отдохни...

Ибрахим неопределенно махнул рукой и пошел вдоль забора. А она подумала, что впервые видит его таким убитым. Неужели у него стряслось что-то серьезное? Но что?..

Возле двери правления, кутаясь в платок из козьего пуха, стояла невысокая пожилая женщина. Жамилят узнала ее: это была жена рассыльного Шунтука. Подходя к ней, вспоминала, как ее звать, кажется, Кемилят.

— Доброе утро, Кемилят. Что-нибудь случилось?

Женщина поднесла к заплаканным глазам краешек головного платка, безмолвно склонила голову.

— Что случилось? — озабоченно спросила Жамилят, подумав при этом, что сегодня с утра как-то все у нее не ладится, и кого бы она ни встретила, все какие-то взвинченные. Вспомнились виноватые глаза Ибрахима. Что-то у него стряслось, а весть явно была недобрая, иначе сказал бы. Теперь — эта женщина. Плачет. Ее ли, Жамилят, поджидает она? — С мужем что-нибудь?

Кемилят кивнула. Оказывается, ее бедный Шунтук свалился в постель. Жар у него. Со вчерашнего вечера горит, как сухое дерево. И она, Кемилят, растерялась: побежала было в медпункт, но доктора там нет — уехал на пастбища. Что делать, как быть? Вот и зашла в правление.

— Вы ведь тут рядом живете.

— Да, — кивнула Кемилят.

— Пойдемте к вам. Может, что-нибудь придумаем. Ведь один ум — хорошо, а два — лучше.

Когда вошли в дом, в нос ударил запах прели, и Жамилят подумала, что надо бы отворить форточки, нельзя больному без свежего воздуха.