– Почему двое? – спросил Берия у Платова не поворачивая головы. – Где Шелестов?
– Ранен, Лаврентий Павлович.
– Серьезно ранен?
– Пулевое ранение в плечо. Операцию сделали в полевом госпитале. Сейчас он едет санитарным поездом в Москву.
– А Коган?
– Тоже ранен при прорыве через передовую. Рана неопасная, но в ледяной воде он потерял много крови. Сейчас все в порядке. Медики говорят, что неопасно.
– А этот агент, немец?
– Тоже ранен, оставлен в тылу. Пуля извлечена. Надеемся, что немцы его не найдут. Группа все сделала, чтобы Майснер не попал в руки гестапо.
– Он пригоден к работе в дальнейшем? Как вы считаете, Сосновский?
Вопрос был неожиданно задан не Платову, и Михаил даже немного растерялся. Что говорить наркому? Все как есть или так, как он хочет слышать? Или просто отделаться общими фразами и высокими эпитетами? Но Сосновский поймал взгляд Платова и его чуть заметный кивок.
– Надо понять этого человека, товарищ нарком, – ответил Михаил. – Для каждого человека Родина – это Родина, как для каждого мать – это мать, какой бы она ни была. И когда человек берется сражаться против своей Родины, своей матери, это всегда потрясение, которое нужно пережить, с которым надо провести много бессонных ночей. У Майснера будет такая возможность. Он помог нам, он сражался с нами плечом к плечу и убивал нацистов. Он пошел на это сознательно, как антифашист. Теперь он стал нашим сознательным союзником. И ему надо свыкнуться с этой мыслью.
– Хорошо, – кивнул Берия. – Вы правильно рассудили. Я тоже не особенно верю в скоропалительные поступки и поспешные обещания. Решение только тогда можно оценивать, когда оно обдумано и принято сознательно. С холодной головой, а не в горячке боя. Мы с товарищем Платовым много говорили о вашей группе в связи с этим последним заданием. Думаю, что вы оправдали доверие органов и нашего народа. И мое доверие к вам. Я рад, что Платов в вас не ошибся. С вас сняты все обвинения. Вам вернут все ваши награды и звания. Пусть ваши товарищи лечатся, отдыхайте и набирайтесь сил. Война еще не закончена.
Сосновский и Буторин встали, вытянулись, как положено, перед своим начальником и, повинуясь кивку Платова, вышли из кабинета. Буторин шел молча, а потом остановился у окна и сказал:
– Слушай, давай напьемся? Вот есть такое желание напиться в стельку, и чтобы утром проснуться другим человеком. А?
– Человек-парадокс! – засмеялся Сосновский. – Напиться до чертиков и проснуться другим человеком! Слушай, давай без физических нагрузок? Их и так хватало. Теперь еще по печени хочешь ударить? Пошли в Большой театр? Мы же все-таки дома! А через два дня санитарный поезд прибывает. Ребят в госпиталь переведут. Навещать пойдем…
– Ладно, давай театр, – пожал плечами Буторин. – Мы же, наконец, дома!
Примечания
1
Перевод И. Анненского.
2