Улица Вруле была застроена опрятными одноэтажными строениями. В Советском Союзе такую зону назвали бы частным сектором. Здешние жители любили чистоту и порядок – и этим не отличались от немцев. Скромная серая постройка со светлыми наличниками находилась в глубине улочки за символической оградой. Ее было проще перешагнуть, чем обойти. Двор был убран, грядки вскопаны. Старенькую некрашеную беседку стыдливо прикрывали вьющиеся растения. Прошлогоднюю листву, осыпавшуюся с рябин, заботливые руки хозяев смели и погрузили в холщовые мешки – они стояли в ряд возле бочек. Окна аккуратного домика закрывали занавески. Садовский остановил машину напротив ограды. Из образа не выходили – выгрузились с надменными минами, осмотрелись. Шевельнулся коврик, переброшенный через соседскую ограду. Мелькнула спина удаляющейся хромоножки – юркнула за угол подсобки и пропала. Залаяла собака, но лай резко оборвался – такое ощущение, что животному сдавили горло. Шевельнулась занавеска в доме на другой стороне дороги. Показался испуганный глаз «аборигена» и пропал. Чем эсэсовские знаки различия отличаются от общевойсковых, знала вся Европа.
Влад ногой открыл калитку, ступил на мощенную гравием дорожку. Дом тоскливо молчал. Рука машинально потянулась к кобуре. Доктор Гринбергс мог сбежать, его могло пасти гестапо, могли убить как важного свидетеля. Слова полковника Ремизова ничуть не убеждали – в военное время все меняется быстро. Дымов двинулся к крыльцу. Товарищи не отставали. Возникало чувство, что за ними наблюдает вся округа. Вот оно – дернулась занавеска на окне, кто-то быстро отошел в глубину дома…
Дымов прыжком взлетел на крыльцо, ударил по двери, игнорируя подвешенный колокольчик. Выждал несколько секунд, снова застучал. В доме кто-то был. Влад переглянулся с товарищами. Глазнев пожал плечами, мол, дело житейское: кто же будет радоваться визиту офицеров СС? Он приложил ухо к двери. В доме что-то шуршало, перевернулось ведро, которое предательски загремело. Заскрипели половицы, человек пробежал в другую комнату. «А доктор Гринбергс не такой уж фаталист, – мелькнула мысль, – цепляется за последнюю возможность».
Влад подал знак Садовскому: в обход! Капитан сообразил: теряем же ценного кадра! – бросился за угол, придерживая спадающую с головы фуражку.
– Он вроде ждал нас… – растерянно пробормотал Глазнев.
– Только не в обличье СС, – буркнул Влад. – Остаешься здесь, наблюдай за окнами. Не забывай, что ты немец.
Так не хотелось шуметь в тылу врага! Он заспешил за угол за Садовским. С обратной стороны валялись доски, чернела яма для мусора. Вдоль задней ограды росла нестриженая акация. Маневр доктора Гринбергса вычислили правильно. Но просчитались со временем. Он уже выбежал через заднюю дверь, ковылял по дорожке, сжимая под мышкой тряпичную сумку. Мужчине было далеко за пятьдесят, он грузно переставлял короткие ноги, озирался. В окладистой бородке блестела седина. Лицо помертвело от страха. Мужчина свернул с дорожки, побежал по траве. Очевидно, за акацией имелась калитка.
– Доктор Гринбергс, стойте! – крикнул по-немецки Глазнев. Не стрелять же в этого перепуганного человека!
Мужчина побежал быстрее, втянул голову в плечи, ожидая выстрела в спину. Глазнев кинулся наперерез, подбрасывая ноги. Не помогло – запнулся о трубу, повалился в траву, глухо ругнувшись (понятно, не по-немецки). Дымов бросился спасать ситуацию, перепрыгнул через растянувшегося сотрудника.
– Молодец, – бросил он на бегу. – Чувствуется школа.
Заскрипела калитка, когда Влад открыл ее. Далеко беглец не ушел, он вознамерился дать стрекача по узкому проулку. Не хотелось запугивать этого человека, но как успокоить?
В соседнем строении распахнулась дверь. Тем не менее обитатель дома не собирался выходить. Показался лишь глаз мужчины.
– Доктор Гринбергс, я буду стрелять! – прокричал Влад.
Мужчина словно споткнулся. Он упал на колено, медленно встал, поднял руки, хотя никто об этом его не просил. Затрясся, втянул голову в плечи. Влад приблизился, схватил его за плечо, развернул, сделал вид, что хочет ударить. Кулак уже двинулся вперед, но Дымов передумал. Он взял мужчину за шиворот. Тот обмяк, обострились морщины. В мутных глазах было обреченное выражение. Человек выглядел неважно, осунулся, лицо покрылось землистого цвета пятнами. Редкие волосы спутались и безжизненно висели. «Пленник» съежился, но нашел в себе силы поднять глаза.
– Вы задержаны! – объявил Влад и вывернул ученому руку.
Снова перестарался. Гринбергс ахнул, покачнулся. Он с трудом выговорил:
– Вы из гестапо?
– Почти, – ухмыльнулся Дымов. Боковое зрение работало: «любопытной Варваре» в соседнем здании точно следовало оторвать нос. Он сделал бы это своими руками! Доктор хрипел, говоря, что не будет сопротивляться, что ему очень больно, он сам пойдет. Что происходит? Он ни в чем не виноват, у него заслуги, он будет жаловаться во все возможные инстанции!
Дымов отпустил бедолагу, подтолкнул к калитке. Гринбергс пошел самостоятельно, опустив голову. Посторонился Глазнев, как-то с юмором глянул на командира. Под взглядами местных обывателей мужчину вывели на улицу. Капитан Садовский примкнул к «скорбной» процессии, распахнул заднюю дверь «Опеля».
– На каком основании меня задерживают? – сделал последнюю попытку вырваться на свободу доктор. – Это незаконно, вы не можете так поступить…