До полной темноты Дымов обошел сгоревшие строения. Лезть туда не стоило, осветил головешки фонарем.
– Ничего здесь нельзя, – пошутил по этому поводу Пушкарь, – даже то, что можно.
Снова проснулась злость. Ну, и где эти чертовы подпольщики? Почему так долго? Не ждет ли группу контрразведчиков безрадостный сюрприз?
Ближе к ночи разместились в северной части амбара (или что тут было в благодатные времена). Запашок вопреки обещаниям присутствовал. Дощатые загородки разделяли пространство на сегменты. Путей к отходу действительно хватало. Зияли дыры в стенах, в дверном проеме отсутствовала дверь. В углу громоздилась гора спрессованного сена – и все это благолепие немедленно пошло в ход. Сено растаскали на лежанки. Гниющая растительность отчаянно благоухала.
– Оружие из рук не выпускать, – предупредил Дымов. – Дежурим по часу. Караульный может выйти. Но не маячить там в лунном свете, работать ушами… если больше нечем. Балабанов, дуй по праву молодого первым на пост. Затем Пушкарь, Садовский и так далее. При первых признаках тревоги рассыпаемся в разные стороны.
Влад ворочался в соломе, завернувшись в кусок брезента. Беречь эсэсовскую униформу смысла уже не было – отслужила свое. Сквозил ветерок, через прореху в крыше заглядывала луна, мерцали звезды. И дружище Морфей куда-то запропастился…
Утром набежали тучи, погрузили мир в унылое марево. Чувствовалась высокая влажность. И еще что-то чувствовалось… Влад похолодел, стиснул автомат, с которым спал в обнимку. Рядом находились посторонние. Он ощущал их присутствие каждой клеточкой своего тела. Кто-то глухо кашлянул, заскрипела гнилая древесина. Садовский, мать его, проспал, засоня!
Дымов откинул брезент, резко сел на колени.
– Оружие не трогать, стреляю! – пролаял голос с сильным акцентом.
Дрогнула рука, и Дымов не решился поднять «МП-40». Картина по пробуждении предстала какая-то безрадостная. В помещении находились несколько человек в штатском. Они прокрались неслышно, застали смершевцев врасплох. Уже почти рассвело, различались силуэты, но лица прятались в сумраке. Ближе всех стоял кряжистый мужчина в кепке. Он целился из автомата – из советского «ППШ», неведомо как оказавшегося в этой части света. За ним маячили еще трое – мужчины в длиннополых одеяниях, с немецким оружием. И сзади выразительно покашливали.
Заворочался Мишка Балабанов, схватился было за оружие, но передумал. Заспанно моргал Леха Пушкарь и матерился сквозь зубы. Дымов медленно поднялся, оставив в покое автомат. Глаза за прицелом «ППШ» были холодные, палец поглаживал спусковой крючок. Мелькнула странная мысль: эти люди сами не знают, что делать дальше.
Звонко переломилась половица, кто-то ввалился внутрь. В колючих глазах мужчины с «ППШ» мелькнула досада. Дымов скосил глаза. Садовский проснулся! Какое радостное событие! Он отключился где-то за пределами сарая, возможно, у дерева прикорнул, вот его и не заметили. Сон еще не развеялся в голове, иначе бы он вел себя по-другому. Но отказать в решимости капитану было нельзя. Глаза блестели, он сжимал гранату в поднятой руке.
– Опустить оружие! – прохрипел Садовский. – Я выдернул чеку, если убьете меня, будет взрыв… – напряглись пальцы, прижимающие к корпусу гранаты спусковой рычаг, перекосилась челюсть.
Стрелять не стали, дурных здесь не было. В тесном пространстве разметало бы всех, включая сотрудников СМЕРШа. У гранаты довольно мощная поражающая сила. «Неужели нами может пожертвовать?» – мелькнула у Дымова недоуменная мысль.
Люди пришли в замешательство, кто-то опустил оружие. Отступил на несколько шагов человек в кепке. Влад медленно опустился на колени, поднял автомат. Остальные сделали то же самое. Удовлетворенно крякнул Садовский.
– Нормально поспал? – покосился на него Влад.
– Да, душевно, – кивнул капитан. – Прости, командир, проявил преступную халатность, искуплю.
Несколько секунд царила угрюмая тишина. Незнакомцы держали на прицеле офицеров, офицеры – незнакомцев. Никто не стрелял. Зачем, если все свои?
– Вот так и живем, мирно наставив стволы друг на друга, – пошутил Балабанов.
– Все, довольно, перебьете еще друг дружку, – прозвучал мелодичный голос, и за спиной Садовского выросла знакомая фигурка. Рамона переоделась, надела ватные штаны, куртку, подпоясалась немецким ремнем – чеканка на пряжке гласила: «С нами Бог». Темные волосы спрятались под невзрачной косынкой.