Одна из девушек, в белом платье, отталкивается обеими ногами от утеса, держась левой рукой за лиану. Она отлетает от скалы по широкой дуге, вытянув вперед ноги в изящной позе, напоминающей мне апаср (летающих нифм, избравших своим домом облака), нарисованных на свитках, что хранятся в храмах. Меч в ее правой руке сверкает в лучах солнца подобно осколку небес.
В то время как острие ее меча приближается к оставшейся на скале сопернице, та отпускает лиану, за которую держалась, и прыгает вверх. Черное платье развевается, словно крылья огромного мотылька, и, когда полет вверх замедляется, девушка разворачивается в верхней точке дуги и падает на девушку в белом подобно пикирующему ястребу, выставив вперед вместо клюва меч.
«Дзинь!»
Клинки сшибаются, искры озаряют воздух, словно взорвавшаяся петарда. Меч в руке девушки в черном сгибается в полумесяц, замедляя ее падение, и наконец она зависает в воздухе вниз головой, держась только на острие меча своей соперницы.
Обе девушки бьют наотмашь свободными руками, раскрыв ладони.
«Бам!»
Воздух сотрясается от резкого удара. Девушка в черном приземляется на крутой склон и закрепляется на нем, ловко обмотав лиану вокруг щиколотки. Девушка в белом завершает свой полет к скале и, подобно стрекозе, опускающей свой хвост в водную гладь, тотчас же отталкивается для нового прыжка.
Я зачарованно смотрю, как юные фехтовальщицы преследуют друг друга, увертываются, наносят удары, делают обманные движения, бьют руками, лягаются, рубят, скользят, кувыркаются в сплетении лиан на отвесном склоне скалы, в тысяче локтей над бурлящими облаками далеко внизу, бросая вызов силе притяжения и смерти. Они грациозные – словно птицы, порхающие в зарослях колышущегося бамбука, проворные – словно богомолы, прыгающие по усеянной каплями росы паутине, невозможные – словно бессмертные из легенд, которые хриплым шепотом рассказывают в чайных домах странствующие актеры.
Также я с облегчением отмечаю, что у обеих девушек длинные, густые, прекрасные волосы. Быть может, ученице монашки не требуется брить голову наголо.
– Подойди сюда, – кивает монашка, и я послушно подхожу к маленькой каменной площадке, выступающей из скалы на изгибе тропы. – Полагаю, ты очень проголодалась, – со смехом замечает она. Я смущенно закрываю рот, широко раскрытый от изумления с того самого момента, как я увидела фехтующих девушек.
Облака далеко у нас под ногами, дует пронизывающий ветер. У меня такое ощущение, будто мир, который я знала всю свою жизнь, куда-то провалился.
– Вот. – Монашка указывает на горку ярко-розовых персиков размером с мой кулак на краю выступа. – Столетние обезьяны, живущие в горах, собирают их в облаках, где персиковые деревья впитывают в себя сущность небес. Съев всего один персик, ты будешь чувствовать себя сытой десять дней. Если захочешь пить, можешь выпить росу с лиан и воду из родника в пещере, которая служит нам местом для ночлега.
Девушки-фехтовальщицы спускаются со скалы к нам на площадку. Каждая берет по персику.
– Сестренка, я покажу тебе, где ты будешь спать, – говорит девушка в белом. – Я Джинджер. Если тебя ночью напугает вой волков, можешь забраться ко мне в постель.
– Уверена, что ты никогда не ела ничего столь сладкого, как этот персик, – говорит девушка в черном. – Я Конгер. Я дольше всех занималась с Наставницей и знаю все плоды, растущие в этих горах.
– У вас есть цветы софоры? – спрашиваю я.
– Нет, – отвечает Конгер. – Может быть, как-нибудь ты мне их покажешь.
Я кусаю персик. Он невероятно сладкий и тает у меня на языке, словно сделан из чистого снега. Однако, как только я проглатываю кусок, мой желудок согревается от питательного тепла. Я верю в то, что персик и правда насытил меня на десять дней. Я поверю всему, что мне скажет моя Наставница.
– Почему ты выбрала меня? – спрашиваю я.
– Потому что у тебя есть дар, Иньнян, – отвечает монашка.