Не первая Вера

– Слушай, а обедают у вас тут когда? Я уже опоздала?

– Нет, что Вы, к Вам наш порядок не относится. Вы дорогу в столовую найдёте? – Лене явно было неуютно со мной и хотелось, чтобы я ушла. Она принялась мыть зеркало.

«С прошлой ночи многое изменилось в моем положении, это точно», – заключила я, спускаясь с крылечка. Заглянув за угол домика, я обнаружила полянку, на которой цвели две яркие клумбы, стояли качели под навесом от солнца, а в небольшом искусственном пруду плавали рыбки. «Прямо кусочек рая в аду», – без тени иронии отметила я и решила выяснить, что ещё мне положено теперь, когда я стала «донором» Алькальда.

Рабочий день в лагере был в разгаре: женщины разных возрастов, но в одинаковых серых домотканых платьях и передниках, работали в огороде, стряпали на кухне, стирали и отжимали вручную бельё, подметали дорожки из полуразвалившегося асфальта. Иногда они переговаривались вполголоса, когда я проходила мимо, потом возвращались к своей работе. Кроме хозяйственных построек, я насчитала пять длинных жилых бараков для основной массы проживающих, здание столовой, флигель стилиста и отдельный дом Маргариты, который находился в отдалении, как и мой домик. Таких домиков, как у меня, больше видно не было, из чего я сделала вывод, что жильё у меня специальное, только для «доноров».

В столовой никого не было. Я позвала:

– Алла Семёновна! Это Вера.

Откуда-то из глубины кухни затопотала хозяйка, лучезарно улыбаясь:

– О, дорогая, как я рада вновь тебя видеть! Проходи, проходи, мне уже сообщили, что ты – наша новая звездочка! Тебе полагается всё самое лучшее! – она отвела меня за тяжелую штору к столику.

– Можно мне просто каши какой-нибудь? – попросила я. Хоть я и была голодная, но пировать, когда мои близкие места себе не находят, ищут меня и теряются в догадках, куда я подевалась, мне казалось кощунством.

– Каша, так каша, – ворковала Алла Семёновна, заставляя стол бужениной и раками, печеными яблоками и халвой. Кашу тоже конечно принесла.

Я поела и вышла, помня нашу «договоренность», что Алла Семеновна может взять себе всё, что я не доела, поэтому она и заставила стол всякой всячиной. Я не винила её, мало ли для кого она носит тайком еду, может ребятишкам?

На улице несколько женщин прошли в сторону флигеля. Я пошла за ними. Тамара стояла на крылечке и дымила как паровоз что-то травяное и пахучее. Женщины, смеясь, прошли мимо неё внутрь. Тамара весело помахала мне рукой:

– Заходи позднее, видишь, скольких куриц мне придется превратить в павлинов? – и она скорчила рожу.

Я развернулась и пошла по дорожке, которая должна была привести меня к дому Маргариты. Она сидела за столом и, казалось, ждала меня:

– Проходите, Вероника. Как Вам нравится Ваш новый дом?

– Я бы предпочла мой старый дом, в Тюмени! – ядовито парировала я.

– О, это, как Вы, я надеюсь, понимаете, невозможно – она будто не заметила мою интонацию и спокойным тоном врача на приёме продолжала:

– Вы можете ходить везде на территории лагеря, который, разумеется, находится под видеонаблюдением и окружен высоковольтным ограждением, есть в любое время, выбирать любые наряды. Вы должны высыпаться, хорошо питаться, Вас не привлекут к работам – у Вас особые привилегии! Пока есть распоряжение ни в чём Вам не отказывать, все здесь будут рады угодить Вам.

– Даже вы? – я указала взглядом на её необычный обруч на шее.

– Особенно я, – среагировала Маргарита, – Мы все вам немного обязаны сейчас. Понимаете ли, когда в лагере проживает «донор», мы все получаем лучшее содержание, финансирование, обеспечение. Так что все должны обходиться с Вами наилучшим образом. Есть у Вас пожелания? – она придвинула листок бумаги и приготовилась записывать.