Не первая Вера

Она еле заметно мотнула головой.

– Но Вы живая, Вам нельзя туда, куда все эти мешки везут! – подступали слёзы от бессилия и страха.

– Хорошая…ты. Не нужно. Я так сама хотела.

– Сама? Почему?

Она собралась с силами и прошептала:

– Дети у меня. Девочка восьми лет, мальчик шести. Их теперь не тронут, – она закрыла глаза.

– Почему они могут причинить вашим детям вред?

– Так устроено здесь. Я сама решала. Не нужно ничего, – и она отпустила мою руку.

Я встала и подошла к дверям фургона. В щель пробивался свет. Я прильнула щекой к нему, текли слезы, голова кружилась.

Машина ехала по городу. Утренняя прохлада уступала место дневному зною. Вдоль широких улиц дома были в основном деревянные, но встречались и каменные, не выше двух этажей. Я видела, как вооруженные люди в военной форме небольшими группами передвигаются по улицам. Прохожие, опустив головы, куда-то спешили. Машина притормозила. В щель была видна торговая площадь. Люди ходили между торговых деревянных рядов, выбирали товары, торговались. Бегали дети. Шла ничем не примечательная, обычная жизнь. Единственное, чем отличался этот город от множества наших, то, что центральное место на площади занимал высокий эшафот, а количество военных чуть ли не вдвое превосходило количество жителей.

«Как можно продолжать жить обычной жизнью, когда рядом творится такое?!», – недоумевала я. «Поможет ли кто-нибудь из этих запуганных и покорных людей мне, в случае моего побега? В городе столько военных, что даже если бы мне это удалось, первый же патруль остановил бы меня», – остановила я свои размышления и повернулась к женщине на полу.

– Вам что-нибудь нужно? Я могу Вам хоть чем-то помочь?

Она с трудом открыла глаза, но в темноте не смогла меня разглядеть.

– Мне уже ничем не помочь, – Она опять застонала от сильной боли, – Помогите себе: не соглашайтесь быть «донором» никогда!

– Уже поздно, я уже «донор», но меня никто не спрашивал: согласна я или нет? Меня похитили. Вас тоже?

Она отрицательно покачала головой. Машина резко затормозила. Женщины в машине притихли и сжались. Когда открыли засов и двери распахнулись, машину окружили десяток вооруженных мужчин с лицами, наполовину закрытыми масками. Маски были красные. От этого стало жутко: так в детских книжках рисовали палачей. Я вжалась в стену фургона, а мужчины, не обращая на живых внимание, начали грузить серые мешки в тачки. Женщину, которая была жива, тоже бросили на тачку.

– Стойте, подождите, – не удержалась я, – Она ещё жива, нужно к врачу, скорее!

– А Вы, догадываюсь, Вера? – сурово глянув на меня, спросил военный, по всей видимости, капитан.

– Да, – промямлила я.

Капитан мотнул головой, и пара солдат мигом стащила меня вниз. Разгрузка была закончена. Двери фургона закрылись. Я озиралась вокруг и не понимала, что происходит.